В зрительном зале и трагизм и юмор происходящего на сцене поняли не сразу. Вначале, услышав мой голос, зрители удивились, но решили, что это случайность. Затем стали шептаться, пытаясь сообразить, почему это артисты плохо слышат. Потом растерялись от происходящего: для чего это исполнителям нужно повторять текст, который они уже ясно слышали из суфлерской будки. И наконец, не выдержав, кто-то хихикнул, его поддержали в соседнем ряду, и смех стал нарастать и шириться. Теперь зрители, затаив дыхание, выслушивали мои выкрики из будки, дожидались, когда актер, как попугай, в точности повторит их, и тогда дружно принимались хохотать, пока я не начинал вопить следующую фразу.
Лицо сценариуса исказилось от боли, как будто он сидел в зубоврачебном кресле, и он махнул рукой пожарному. Тот в своей сверкающей каске прямо через сцену подошел к рампе и быстро задернул занавес. После этого зрители могли наблюдать, как несколько рук высунулись из-за занавеса и потащили к себе что-то тяжелое. К сожалению, это был я. Таков был конец моего первого дебюта в театре. Не дождавшись окончания представления, я по настоянию моих новых товарищей покинул помещение Нардома. И даже не узнал, чем там у них завершился вечер.
На другой день в училище я очень кратко сообщил всем интересовавшимся моими гастролями, что театр — это дело пустое, неинтересное и что уж я-то во всяком случае больше никогда не буду иметь к нему отношения.
Но все раны зарубцовываются, огорчения забываются. Прошло время, и любители драматического искусства снова затеяли поставить спектакль и вспомнили про незадачливого суфлера. Однако на этот раз мне предложили сыграть роль! Небольшую, но роль! И я, который так костерил театр, с радостью побежал на первую репетицию.
Дебют прошел благополучно, и я получил ангажемент на следующую постановку. А там пошло и пошло. Я стал постоянным артистом нашего кружка. В каждом новом спектакле играл, играл роли всякие — комедийные и драматические, маленькие и большие и даже центральные. И постепенно сравнялся с самыми опытными деятелями кружка.
И так продолжалось года три, покуда не собрался отряд моих однокашников ехать учиться в Петроград. Ну и я с ними — и за компанию, и по собственному влечению. Жизнь-то впереди большая — неужто всю ее провести в Нолинске?..
Потолковали мы между собою, решили — идти в инженеры. Никаких особых дарований за нами не числилось, а профессия солидная, уважаемая. Головы на плечах — с учением справимся. Да и родственники хором твердили: «Только в инженеры. Крепко на ногах стоять будешь!..»
