Прощаясь со своей ротой, Губкин с особой теплотой и нежностью смотрел на усталых, грязных, несколько дней не брившихся боевых товарищей, храбро сражавшихся на меловых горах.
Батальон по сравнению с ротой показался Губкину громадиной: три стрелковые, пулеметная и минометная роты, взвод противотанковых орудий. Непосредственно адъютант старший курировал хозяйственный взвод, батальонный медпункт, а взвод связи был его персональным подразделением и предназначался для обеспечения управления.
К тому времени в Советской Армии было принято адъютанта старшего называть просто начальником штаба, коим он в действительности и являлся в батальоне. На новой должности круг вопросов, которыми Губкин должен был заниматься, значительно расширился: надо было принять участие в рекогносцировке, позаботиться о завтраке теперь уже всего батальона, проверить, как несет службу боевое охранение, подсчитать потери, распределить прибывшее пополнение, предложить комбату замену вместо выбывших командиров. На свое место командиром четвертой роты он порекомендовал младшего лейтенанта Зайцева.
За последние сутки обстановка на Курской дуге резко изменилась, время работало на Ватутина и против Манштейна. Накануне переданная Ставкой в оперативное подчинение командующему Воронежским фронтом 5-я гвардейская танковая армия генерала Ротмистрова в составе четырех танковых и одного механизированного корпуса к шести утра 12 июля заняла исходные рубежи для контрнаступления во взаимодействии с 6-й гвардейской армией генерала Чистякова, куда входила и 184-я стрелковая дивизия. В восемь часов тридцать минут после короткого артиллерийского налета началось наше контрнаступление под Прохоровкой. Здесь с обеих сторон действовало более 1500 танков. И в этом грандиозном сражении, какого еще не знала военная история, главную роль играли танки генерала Ротмистрова. Они стремительно контратаковали противника и стальным клином врезались в боевые порядки танковых соединений группы армий «Юг».
Командир немецкой танковой дивизии генерал Шмидт, потеряв больше половины танков, в ночь на 13 июля вернулся на свой командный пункт, расположенный в роще западнее меловых гор. Моросил дождь, но ветвям обгоревших деревьев стекали крупные капли воды, черные от копоти. Генерал, уединившись в блиндаже, не стал принимать доклады штабных офицеров, в этом он уже не видел смысла. Дивизия разгромлена, и этот факт не опровергнешь. Шмидтом овладела апатия. Ни о чем не хотелось думать. С трудом дотянувшись до стола, он взял бутылку французского коньяка, налил в бокал и судорожно отпил. Едва дотащившись до постели, тут же уснул. Его вызывал к телефону командир корпуса, но тщетно.
