— А я почем знаю? Он говорит: давай в пещо́ру вместе деранем.
— Да когда он говорил-то? — Алеша схватил Митю за плечи.
— Я вышел во двор. Шарику похлебку понес, а он в калитку заглянул…
— Когда?
— Вчера вечером. Я похлебку поставил. Он подбегает и говорит: «Патроны тащи, ружье, быстро побежим!» Я говорю: «Холодно, а ружье в чулане висит, папка узнает — прибьет!.. А пещо́ра, — спрашиваю, — где? В Африке, что ли?» Он меня толкает: «В Африке, в Африке… Спички давай!» И дрожит, трясется весь. Тут мамка вышла на крыльцо, он и побежал.
— Куда?
— По улице, — ответил Засоня, подумав.
— В какую сторону?
— В темноту, значит, к мосту.
Медяшка дернул Митю за рукав.
— А ты побежал бы за ним в Африку-то!
Засоня поразмыслил, ухмыльнулся:
— Африку — это я сам придумал.
Алеша потер кулаком подбородок.
— Где тут пещеры?
Мальчишки задумались, нахмурили лбы.
— Отродясь пещо́р не было́, — объявил Медяшка. — Хоть клятву дадим!
Алеша расстроенно вздохнул — след терялся; это была какая-то нелепая загадка, наверно, Володькина выдумка.
Алеша с тоской оглянулся на голубой дом, зло сказал:
— Долго он воду пьет, гражданин в галошах!
Мальчишки посмотрели на дом, потом на дорогу вдоль улицы, и Медяшка вскрикнул:
— А вон он — в галошах-то! По той стороне бежит!
По дороге на угор, уже за мостом, к избам ходко взбирался Павел Федорович.
— Он задами прошел! — догадался Медяшка. — Хитрущий! Если я вдарю за ним, за десять секунд догоню!
— Он по моему заданию торопится, — хмуро пояснил Алеша. — Я его Володю искать послал. А вам такое задание: разведывать, узнавать, всех расспрашивать. А теперь побежали к мосту, кто быстрее!
Алеша гикнул и припустился, далеко назад закидывая длинные тощие ноги, скользя в ботинках; мальчики с криком бросились его обгонять.
Павел Федорович обернулся, заспешил от них, потерял галошу, ребята захохотали, засвистели.
Все трое подоспели к зданию сельсовета, когда длинный мрачный мужчина в фуражке вешал на дверь замок. Это был Тимофей Бревнов, секретарь сельсовета.
— Вечер добрый, Тимофей Семенович!
— Кто это меня перекрестил? — спросил Бревнов и, кряхтя, согнулся, пряча ключ под крыльцо. Из-за плеча тяжелым взглядом уткнулся в Алешино лицо. — Весь век в Степанычах проходил! — сказал он, выпрямляясь во весь свой огромный рост, и прогудел: — Призабыл своих в столицах-то?
— Извините, Тимофей Степанович, беда случилась: брат мой пропал, Володя!
Бревнов молча достал папиросы, зажег спичку, осветив широкий нос с крупными ноздрями и бугроватое, будто запыленное, лицо. Все так же молчком, тяжело переставляя ноги, пошел от крыльца, точно ничего не слышал.
