Запаса кислорода было у них на трое суток. Случилось то, что невозможно предусмотреть и вероятность чего нельзя предвидеть: батискаф не мог двигаться ни вперед, ни назад, ни вверх, ни вниз — никуда. Трудно представить себя в подобной ситуации.
— Чтобы кислород не расходовать, старались меньше двигаться, легли. Первые сутки никто из нас не спал, потом успокоились.
Хочется спросить, что значит «успокоились» при таком стечении обстоятельств, но молчу, и Сергей продолжает ровным, бесцветным голосом:
— Есть не хотелось. Те двое суток, что пробыли под водой, никто к еде не притронулся. На вторые сутки отказала подводная связь: что сверху говорят — слышим, а сами ничего передать не можем. Тогда стали молотком по металлической обшивке, бить: частые удары «да, да, да», два коротких — «нет, нет». Шансы на спасение знали, но старались сохранять спокойствие. А кстати, — неожиданно добавляет он, — кстати, все, о чем рассказываю, на этом самом месте произошло, тут все и было.
Увлеченные рассказом, не заметили, что «Прибой» лежит в дрейфе. Булыга, дотоле мирно беседовавший с «Аргусом», откладывает бортовой журнал, и что-то меняется в его голосе.
— «Аргус»! «Аргус»! Я — первый. Вас не слышу. Отвечайте! Сообщите обстановку.
Звучно хлюпает по бортам черноморская водица. Утренний ветерок морщит перламутровую ее поверхность, длинными рыбинами извиваются, струятся блики.
— Ну, лежим, значит, ни взад ни вперед, — продолжает Сергей, искоса бросив взгляд на Булыгу. — Лежим и думаем: хорошо хоть, пока связь была, успели на «Прибой» сообщить, что нас накрепко придавило.
— На «Прибой»?! — вырывается у Натальи.
— Да, на этот самый. Так что можете себе представить, как все было. Такой же блеклый денек, вернее, утро такое же…
Однако и сейчас что-то происходит. Подошел, встал рядом капитан «Прибоя». Оставив рыбную ловлю, сгрудились члены экипажа.
— «Аргус»! «Аргус»! Я — первый, вас не слышу. Отвечайте! — вопрошает безмолвную гладь Булыга. Где-то под нами молчит невидимый «Аргус».
— Аргус, почему молчите? Прием!
А приема нет как нет. Связь прекратилась. Признаться, меня начинает мучить совесть: стоило заговорить о трагедии, и вот… Мистика. Не хватало, чтобы вновь случилось то же самое. Взгляды вопросительно устремляются к Булыге. Тюлька-Джим деловито грызет мои сандалии острыми, как иглы, щенячьими зубками. Один Сережа делает вид, что ничего не происходит.
— Лежим, значит, — продолжает он, — думаем хорошо, что у батискафа теплоизоляция есть. Знаем: аварийный буй всплыть не может, тоже кабелем прижат. Тем временем наверху вызвали опытных водолазов — несколько раз они выходили на дно, нас же из-за пересеченного рельефа не видели: «Аргус» тогда еще желтым был, что не последнюю роль сыграло. На фоне донных отложений желтый цвет закамуфлировал батискаф. Из Севастополя на помощь срочно вышел кабелеукладчик «Цна» с опытными моряками на борту…
