.
Теперь Пикару все становится ясно, и, вырвавшись в июне в Париж, он показывает своему другу адвокату Л. Леблуа личную переписку с генералом Гонзом относительно Дрейфуса и Эстерхази. 13 июля Леблуа передает ее вице-президенту сената Шерер-Кестнеру, преодолевшему свои страхи быть обвиненным в связи с евреями. На следующий день последний открыто заявляет ряду своих коллег, что он убедился в невиновности Дрейфуса и будет решительно бороться за пересмотр дела.
Узнав о позиции Шерер-Кестнера, «Матье Дрейфус явился к нему и сказал: "Я знаю имя автора бордеро". "Как? Вы его знаете?" – "Да! – отвечает Матье Дрейфус. – Если я его назову и не ошибусь, то обещаете ли вы сказать мне, что это действительно так?" – "Пусть так! Если вы его назовете, я вам скажу это". – "Это Эстерхази! <…> Я узнал почерк бордеро – это почерк Эстерхази". Тут Шерер-Кестнер сказал: "Да! Это – он. Но так как вы его знаете, то ваша обязанность довести до сведения военного министра об этом факте"»[101].
После этого разговора Матье публикует в газетах свое послание военному министру, в котором он прямо требует пересмотра дела:
«Г-н министр! Единственным основанием, на которое опиралось в 1894 году направленное против моего несчастного брата обвинение, является никем не подписанное и не помеченное никаким числом письмо, доказывающее, что он выдал военные документы агенту одной иностранной державы. Имею честь сообщить, что автор этого письма – пехотный командир граф Вальсен Эстерхази, уволенный со службы прошлой весной вследствие физической неспособности.
Почерк командира Вальсена Эстерхази тождественен с почерком этого документа. Нам будет легко доставить Вам, г-н министр, рукопись этого офицера. Я, впрочем, готов указать Вам, где Вы можете достать его письма, безусловно, настоящие и написанные до ареста брата. Не сомневаюсь, что теперь, когда нам известен виновник измены, за которую осужден мой брат, Вы, г-н министр, немедленно дадите делу законный ход.
Примите уверения в моем глубоком уважении, М. Дрейфус»[102].
В свою очередь Шерер-Кестнер сам встречается с военным министром, который является его старинным другом, и делится с ним своими сомнениями. Военный министр просит его ничего не предпринимать без консультации с ним и стремится запугать Шерер-Кестнера. Он заявляет ему, что если он не прекратит заниматься этим делом, то он «может стать жертвой страшных инсинуаций»[103]. Но военный министр не сумел заставить замолчать своего старого друга, ему удалось только попросить у него две недели отсрочки, обещая за этот срок разобраться в обстоятельствах дела.
