Что ж, логично — какие-никакие условия пленнице такого положения обеспечивать надо, и здесь без прислуги женского пола не обойтись. Заодно наличие служанки успокоило нас всех в плане того, что угроза чести баронессы смотрелась при таком раскладе не сильно вероятной. Хоть что-то хорошее услышали…
— Гулять барышню выводят перед обедом и перед ужином, — продолжал Лингер. — Одну не выпускают, с ней всегда толстяк выходит, которого ваша милость доктором называли. Вот не сойти мне с места, но он ее магией держит! Она прямо вся такая как полусонная ходит.
А вот это хуже. Если Катарину контролируют магически, увести ее оттуда без шума не получится. Придется и пострелять, и железками помахать, и обеспечить себе погоню на хвост — если в Графенау и не останется, кому гнаться за нами, то фон Прюлль уж точно найдет, кого на это отрядить…
— А офицера я никакого не видел, — в голосе Лингера зазвучали извинительно-недоуменные нотки. — Да, их без барышни да служанки четверо, как ваша милость и говорили, но никого в мундире нет. Один, правда, по приметам-то похож — и чужак чужаком, и волосы черные, и усики тонкие, но без мундира. И еще у него шрам на лбу, вот так, — Лингер, не зная русской приметы не показывать на себе, провел указательным пальцем по лбу от левого виска к правому. — А про шрам ваша милость ничего не сказали.
— Шрам на лбу?! — чуть не одновременно выдали мы с Альбертом.
— Ну да, ваша милость, как будто ему чем острым прочертили, — Лингер нашего удивления явно не понимал. Ну, подумаешь, шрам на лбу? Бывает, что ж тут такого прямо уж удивительного?
Мы с графом ошалело переглянулись, а потом я до невозможности грязно выругался.
— Я чего-то не знаю? — недоуменно поглядывая то на меня, то на Альберта, спросил доктор Грубер, когда Лингер ушел. Пришлось нам с Альбертом рассказывать всю историю про Орманди — про его неумелые шуточки, про попытку натравить на меня уголовников, про двойной мензур, про исключение из братства и фактическое изгнание из Мюнхена. Альберт не забыл упомянуть и о вольностях венгра с уплатой членских взносов — видимо, для полноты картины.
— Дело осложняется, — озадаченно и недовольно заключил доктор. — Тем более, что этот Орманди — имперский рыцарь. Опять Империя, черт ее раздери! Или… — тут он на несколько секунд запнулся, — …или похищение баронессы — это его месть вам обоим?
Теперь пришлось задуматься нам с Альбертом. Не знаю, что там думал он, мне же представлялось, что похищение его кузины никакой местью ни ему, ни мне не является. Орманди, конечно, тот еще урод, но… Как-то уж слишком натянуто. Нет, что хотите со мной делайте, а похищение баронессы фон Майхоффен никакого отношения ко мне не имеет. Я уже собирался поделиться этим умозаключением с доктором и графом, как вдруг внезапно пришедшая в голову мысль заставила притормозить.
