До ампутации они беспокоились, что если отрезать гниющую ладонь, то и Катай лишится руки. Они не знали границ своей якорной связи. Знали только, что смерть одного означает и смерть другого. Они чувствовали боль друг друга, а раны одного проявлялись бледными, едва заметными шрамами у другого. Но насчет ампутации они ничего не знали.
Однако к тому времени, когда они причалили в Анхилууне, рука Рин так воспалилась, что оба страдали от страшной боли, и Катай сквозь зубы объявил – мол, если Рин не отрежут руку, он сам ее отгрызет.
К обоюдному облегчению, его ладонь осталась в целости. Вокруг запястья появился неровный белый шрам, похожий на браслет, но пальцы по-прежнему работали, хотя и слегка утратили гибкость. Время от времени Рин замечала, что он с трудом удерживает кисть для письма и дольше одевается по утрам. Но все-таки ладонь осталась на месте, и, несмотря на радость по этому поводу, Рин не могла побороть вездесущую зависть.
– Ты ее видишь? – Она помахала перед Катаем запястьем. – Маленькую призрачную ладошку?
– Ты могла бы привязать к руке крюк.
– Ни за что!
– Ну, тогда клинок. И тогда начала бы тренировки.
Рин бросила на него раздраженный взгляд.
– Ладно, как-нибудь выкрою время.
– Никогда ты не выкроишь время, – сказал Катай. – Если будешь продолжать в том же духе, то первый же раз, когда тебе придется столкнуться с мечом, станет и последним.
– Я не нуждаюсь…
– Ты сама прекрасно знаешь, что меч может понадобиться. Рин, подумай, что случится, когда…
– Не сейчас, – огрызнулась она. – Сейчас я не хочу об этом говорить.
Рин ненавидела упражняться с мечом. Терпеть не могла, что теперь приходится кое-как справляться левой рукой с теми задачами, которые правой она делала машинально. Она казалась себе беспомощной и глупой неумехой и очень долго убеждала себя, что по-прежнему сильна. Впервые она взяла в руку меч через неделю после операции, и левая рука так задрожала от слабости, что Рин немедленно и с отвращением отшвырнула оружие. Она просто не могла вынести этого еще раз.
– Я понимаю, в чем проблема, – продолжил Катай. – Ты встревожена.
– Вовсе я не встревожена.
– Чушь. Ты в ужасе. Вот почему увиливаешь. Ты боишься.
И на то есть веская причина, подумала Рин.
Боль в запястье была не проблемой, а лишь симптомом. Рин во всем искала подвох. То их позицию могли раскрыть. То мугенцы могли прознать, что они приближаются.
Или они просто-напросто проиграют.
Прежде ей не приходилось иметь дело с такой отличной обороной. Мугенцы в Худле знали, что войска Рин наступают, и караульные ее армии были настороже уже много дней. Теперь они больше всего боялись ночных вылазок, хотя мало кто решился бы устроить засаду в темноте. Предстоящая операция будет нелегкой.
