Заметки из хижины "Великое в малом" | страница 2



Я стал седым от скорби и стыда,
От горестных и гибельных событий...
О, если бы мне вынуть из груди
Несчастное тоскующее сердце,
Чтоб лучший врач мог из него извлечь
Всю боль тоски и позднего стыда!
Но нет, увы, чем больше вспоминаю,
Тем больше скорбь снедает грудь мою.
Мои друзья, с кем жил я, с кем я рос,
В дни страшных бед не изменили долгу.
А я живу позорно, малодушно
На уровне травы у чьих-то ног...
Моя тоска, и скорбь моя, и стыд
В железные тиски меня зажали.
Но не могу жену я и детей
Отбросить прочь, как стоптанные туфли...
Я знаю — я не стою ни гроша,
Но я ль один? Среди таких событий,
Среди таких ужасных перемен
Иной бывает весел и доволен,
Иной жестокой совестью томим[1].

Сразу после установления династии Цин были запрещены все политические объединения, шли судебные преследования инакомыслящих писателей и ученых, казни, репрессии, аресты лиц, хранивших запрещенные книги[2], — первые предвестники «литературной инквизиции», достигшей своего апогея в XVIII в. В 1769 г. появился указ двора о поисках книг, подлежащих уничтожению[3]; с 1774 по 1782 г. были публично сожжены 13 862 книги, более 2000 книг были полностью или частично запрещены[4].

Пытаясь привлечь к себе сословие ученых-чиновников, маньчжурские императоры выдавали себя за «истинных наследников» и последователей Конфуция, Для укрепления своей власти они использовали теоретические положения конфуцианского канона, многие века служившего идеологическим оплотом китайского феодального режима. Умело используя систему подготовки преданных трону слуг с помощью государственных экзаменов, без которых нельзя было получить должность, новые правители Китая поощряли замену экзаменационных сочинений на темы, связанные с вопросами административного управления и экономическими проблемами, схоластическими эссе, в основе которых лежали цитаты из конфуцианского канона, трактуемые в духе неоконфуцианской догмы, ставшей теперь официальной государственной идеологией.

Сыновьям и внукам влиятельных сановников и лицам, которые жертвовали крупные суммы на нужды двора, ученые степени давались без экзаменов. Указы двора разрешали продажу должностей и ученых степеней. В 1745 г. из числа вновь назначенных уездных начальников 27,8% купили ученую степень, число чиновников, получивших степень в результате экзаменов, незначительно превышало число купивших ее[5].

Другим способом подкупа китайской интеллигенции и отвлечения ее от занятий актуальными проблемами современности было поощрение цинским правительством компиляторства, подражаний древности, абстрактных исследований. В этих же целях первые цинские императоры провели ряд мер по упорядочению и собиранию литературного наследия. Сотни китайских ученых на весьма выгодных условиях привлекались для составления объемистых словарей и энциклопедий. Особенный размах эти работы приобрели в XVIII в., во время составления знаменитого собрания книг императорской библиотеки и каталогов к ней (в этой работе участвовало более 4 тыс. человек). Именно в эти годы и были уничтожены тысячи произведений прошлого, так как сбор книг для императорской библиотеки сопровождался пересмотром того, что было написано на протяжении веков.