Шея сильно болела, и, дотронувшись до нее, он убедился, что она страшно распухла. Он знал, что на ней черный круг — след веревки. Глаза были выпучены, он уже не мог закрыть их. Язык распух от жажды; чтобы унять в нем жар, он высунул его на холодный воздух. Какой мягкой травой заросла эта неезженая дорога! Он уже не чувствовал ее под ногами!
Очевидно, несмотря на все мучения, он уснул на ходу, потому что теперь перед ним была совсем иная картина, — может быть, он просто очнулся от бреда. Он стоит у ворот своего дома. Все осталось как было, когда он покинул его, и все радостно сверкает на утреннем солнце. Должно быть, он шел всю ночь. Толкнув калитку и сделав несколько шагов по широкой аллее, он видит воздушное женское платье; его жена, свежая, спокойная и красивая, спускается с крыльца ему навстречу. На нижней ступеньке она останавливается и поджидает его с улыбкой неизъяснимого счастья — вся изящество и благородство. Как она прекрасна! Он кидается к ней, раскрыв объятия. Он уже хочет прижать ее к груди, как вдруг яростный удар обрушивается сзади на его шею; ослепительно белый свет в грохоте пушечного выстрела полыхает вокруг него — затем мрак и безмолвие!
Пэйтон Факуэр был мертв; тело его, с переломанной шеей, мерно покачивалось под стропилами моста через Совиный ручей.
Битва была тяжелой и долгой; все человеческие чувства могли это засвидетельствовать. Осадок от нее все еще носился в воздухе. Теперь все закончилось, осталось только оказать помощь раненым и похоронить мертвых — «немного прибраться», как сказал один юморист из похоронной службы. Работа предстояла большая. Насколько видел глаз, повсюду между расщепленными деревьями валялись останки людей и лошадей. Среди них бродили санитары, подбирая и унося тех, кто проявлял признаки жизни. Большинство раненых умирает из-за невнимания: ведь само право приходить им на помощь подвергается сомнению. Существует армейское правило: раненые должны ждать; лучший способ позаботиться о них — выиграть битву. Нужно признаться, что победа — большая удача для человека, нуждающегося в уходе, но многие до нее просто не доживают.
Мертвых складывают группами по десять-двадцать человек и укладывают рядами вдоль выкопанных траншей, их последнего пристанища. Некоторых, которых убили вдалеке от остальных, хоронят там же. К идентификации трупов особенно не стремятся, хотя в большинстве случаев имена особенно отличившихся знают и вносят в отдельный список; тогда похоронным отрядам приходится особенно потрудиться, отыскивая отдельные колоски в засеянной ими земле. Вражьим трупам остается довольствоваться только тем, что их пересчитывают. Но тут уж они получают сполна: многих пересчитывают не один раз, и конечная цифра в официальном докладе командующего победившей стороны отражает скорее желаемое, чем действительное.
