И Олег начал ездить по ушам и по логике известным простым примером, характеризующим потенциальный эфирный ветер. В безветренную погоду по шоссе несётся автомобиль, обдуваемый встречным потоком, а рядом с шофёром сидит Майкельсон и держит в руках вертушку. Которая безостановочно вращается под давлением создаваемого ветра. Вроде всё просто и понятно, когда машина является кабриолетом, да ещё без переднего стекла. А что делать, если экспериментаторы закрыли все окна в авто и утверждают, что никакого ветра нет, так как вертушка неподвижна?
Тут уже не выдержал академик, потребовав объяснить каким образом можно закрыться от эфира, если он вдруг действительно есть.
- Алексей Степанович, вдумайтесь! Может быть, эфир обтекает тот гравитационный пузырь, которым является Солнечная система? И внутри такого яйца замерять бессмысленно, нужно лететь на край гравизоны. Эфир, ведь, отменили раньше, чем попытались создать серьёзную теоретическую базу под его свойства.
- Но это же чушь, - снова возопил студент рядом с ухом, - тогда получается пространственная сетка координат, привязанная к эфиру. А это уже против теории относительности!
- Ага, ага, ты абсолютно прав, Эйнштейн создал свою собственную частную теорию, ничем не подтверждённую. И чтобы она была хоть чуть-чуть логичной - пришлось её подпереть целым подворьем парадоксов, а то рухнет от слабости.
Звонок прекратил наглый наезд на авторитетов физики и мироздания, а академик Щукин пригласил Старкова к себе в кабинет, благо у него имелось окно в расписании...
Довольный Старков в честь удачного знакомства уже подходил к дому, когда вспомнил про одежды, дожидающиеся в общаге. Пришлось совершить разворот и стремительным жанатурмысом двигать за шмутками. Девушки ожидали своего подопечного, занимаясь попутными необходимостями. Одна лишь Вика вертелась перед зеркалом, разглядывая саму себя в напяленной Олеговой рубашке. Всё бы хорошо, но непокорная грудь не позволяла застегнуть верхние пуговицы.
- И не смотри на меня умоляюще, - с ходу прокомментировал Шмын, - нечего такие дыньки отращивать. Дуй переодеваться, пока я в тебя не влюбился.
Местечковая валькирия возмущённо показала язык, чего-то фыркнула и урыла в подсобку. Кроме рубашки и дезабелья на ней больше ничего не было. По-хорошему и не надо! Марианка явила брюки и потребовала в последний раз их надеть, на всякий портняжный случай. Пришлось раздеваться полностью, чтобы заодно и рубашку примерить. Жаль, что туфель или кроссовок не было для полного кайфа. Всё-таки первый в жизни набор для одевания, изготовленный под Старкова, да ещё и по его хотелкам. Через минуту подали верхнюю половину, чтобы обряд произошёл по полной форме. Машка, конечно, гений шитья и модельер от бога - всё сидело, как влитое, по крайней мере до лета.
