Она очутилась посреди незнакомого леса одна, не понимая, куда идти. Никто ещё не объяснил ей, что зайцы, спасаясь от преследования, делают замысловатые петли и далёкие прыжки. Пройди широким радиусом вокруг потерянного следа и обязательно причуешь, поймёшь, куда умчалась добыча. Но Бьянка известных всем охотникам заячьих хитростей не знала, а потому беспомощно топталась возле оборвавшегося следа. А мудрый, мужиками стрелянный, лисой да волчарой голодным травленный заяц, совершив несколько длинных прыжков да накрутив кругов, теперь уходил всё дальше в глухие непролазные чащобы северной тайги. И, очень может быть, незлобиво посмеивался над молодой неопытной лаечкой, что вознамерилась взять его в родном, с пушистого детства знакомом, лесу.
Темнело. Птахи лесные после вечерней кормёжки угомонились, попрятались в ожидании ночи кто в дупло на корявой берёзе, кто в гнездо, недавно собранное и обустроенное, а иные предпочли почивать в глухой болотине, среди мягких сфагнумов, осоки и сухого мятлика – в безопасности и тепле. Разве что тяжёлая поступь сохатого потревожит или отрывистый крик тетеревятника.
Долго ещё стояла Бьянка на одном месте, прислушиваясь к молчанию тайги. Ждала спасительного голоса хозяина или выстрела его ружья, услышать который можно издалека. А ведь Иван Сергеевич и кричал, и палил в разные стороны, и свистел. Но Бьянка не отзывалась. Слишком далеко увёл её хитрый заяц. Замотал, запутал среди отвершков сухого лога, глубоких овражков, заваленных сухостоем, увёл в чащобу, в чёрную глухомань, где обитают разве что беглые каторжники, да лешаки, да косолапый мишка. В тех местах не то что оружейного выстрела, но и ракеты, запущенной со стартового стола в секретном городе Мирный, и того не услышишь.
Долго плутал по лесным тропинкам, по кустам колючим, средь мёртвого цепкого сухостоя расстроенный до слёз Иван Сергеевич. Глотку изодрал, зазывая и по-хорошему, и по-плохому заплутавшую свою собаку, расстрелял чуть не целую пачку «семёрки», изругал самого себя последними словами: не углядел, охламон, не сдержал, когда нужно, не научил. Да что толку корить теперь себя?! Собаку-то всё одно не вернёшь.
Тем временем уже и солнце потухло. Темно стало в лесу. И жутко. Захрюкали по просеке парочки вальдшнепов, а там и ночная птица поднялась на крыло: совки да пустельга. Нечего делать. Вернулся Иван Сергеевич на знакомую и покуда ещё различимую в темноте дорожку да побрёл в сторону деревни, вздыхая и утирая грязным кулаком слезящийся глаз, обещая себе чуть свет подняться, отправиться на поиски заплутавшей Бьянки.
