Столовая помещалась в громадном зале. Воспитанники ели на мраморных столах, сидя на скамьях, привинченных к полу. Полагалось протягивать свой котелок вместе с котелком соседа дежурному по кухне капо. Два мальчика несли за ним котел, который здесь называли «купелью». Капо выдавал каждому питомцу по полному черпаку жидкой ячменной каши. Подставлять котелок было своего рода искусством. Капо быстро шел по рядам и наливал кашу одним движением. Надо было умело наклонять котелок и ловко покачивать его, чтобы не упустить ни капли каши. Случалось, что капо нарочно обжигал пальцы тому, кого недолюбливал, и тот выпускал котелок. Капо бил его черпаком по голове и оставлял без еды.
В приюте существовал и «черный рынок». Те, что получали посылки, продавали кое-что из продуктов. Танги всегда покупал у них немного еды на свою субботнюю получку. Как-то раз он купил кусок сыра. Странного сыра с синими прожилками. «Это французский сыр», — сказали ему. Он спрятал его под рубашку, чтобы полакомиться вечером. Он радовался при мысли, что будет есть французский сыр. Ему казалось, что сыр — это свобода.
Вечером он дождался, когда его товарищ по тюфяку заснул, и лишь тогда достал свой сыр. На этот раз Танги не хотелось делить его с кем-нибудь из еще более бедных товарищей. Он медленно ел сыр, чтобы продлить удовольствие. Он был счастлив, что ест французский сыр. Танги съел даже серебряную бумажку, в которой он был завернут. Пе уверял, будто в серебряной бумаге содержится витамин «С». Танги решил, что, в конце концов, и обертка не так уж плоха; все дело в привычке.
По четвергам правонарушители получали посылки. В эти дни Танги брал большой кусок бумаги, делал из него кулек и отправлялся просить у товарищей. Иногда обладатели посылок сердились и всех прогоняли. Но чаще всего они не отказывали Танги, потому что он умел писать и каждый когда-нибудь нуждался в его услугах. К тому же он всегда ухаживал за больными. Кто давал ему кусочек хлеба, кто несколько изюмин или дольку апельсина; но больше всего ему перепадало шкурок. Он привык их есть и даже полюбил. Только шкурки от бананов казались ему немного жесткими: их было трудно глотать…
Те, кто получал посылки, по четвергам отказывались от вечерней каши. Они уступали ее сиротам и тем, кому ничего не присылали. В эти дни Танги поглощал пять-шесть котелков ячменной похлебки. Потом ему всегда становилось плохо. Часто у него начинались рези в животе. Однако у него не хватало духу отказываться от того, что ему предлагали. Он весь покрывался потом, но продолжал есть. Он становился красным, как рак, и раздувался, как шар. Порой ему становилось стыдно за себя. Он думал, что мерзко так набивать себе живот объедками товарищей. Но он уже познал дорогой ценой, что человеческое достоинство в трудном положении мало на что годится и лучше цепляться за жизнь, чего бы это ни стоило.
