— Пойдёшь? — кивнула Петровна на окно, через которое струился тёплый свет.
— Не. Ты же знаешь — суставы, — жалобно проговорила старушка. — А у тебя как? Спину отпустило?
— Да, слава Богу, — махнула рукой Петровна. — Сын вчера мазь привёз какую-то новую. Хорошая!
— Ну, слава Богу, — кивнула соседка снизу. — Ты слышала, что в Думе говорили?
— Да ну их! — отмахнулась Петровна. — Уже не знают, как народ обобрать! Вот при…
С мысли Зинаиду Петровну сбил приглушённый девичьей крик. Старушки переглянулись.
— Ты слышишь? — поинтересовалась соседка у Петровны, та в ответ кивнула. — Это, похоже, из двенадцатой.
— От Юсуповых?
— Ну, а от кого?
— А, чего это?
— Похоже, Олег Ленку воспитывает.
— Эту, что ли?
— Ну да, проститутка!
— Ну и правильно делает. Молодёжь сейчас — оторви и выброси! По ночам шляется, не работает! — со злобой выпалила Петровна. — И это будущее России?! Правильно делает! Может человеком вырастет!
— Да, правильно! — поддакнула соседка.
— Ну, ладно, пойду я, — начала прощаться Петровна. — Там Ефимыч подойти обещал, да рыбки принести свежей. Тебе занести парочку?
— Занеси. Будь любезна. Привет ему!
— Ага, ага. Ну, давай, не болей! — искренне пожелала Петровна, и медленно переступая со ступеньки на ступеньку, направилась вниз, где на лавочке её уже ждал Ефимыч, с которым она непременно поделится свежими новостями о том, как отчим, наконец, взялся учить уму-разуму свою непутёвую падчерицу.
* * *
Толик сидел на корточках напротив обнажённой, монотонно раскачивающейся взад-вперёд на стуле, девушки, с сигаретой меж тонких пальчиков, на одном из которых не хватало ногтя — видно сорвала. Верхняя губа была разбита, на плечах чернели синяки от грубых мужских пальцев. Девушка сделала последнюю глубокую затяжку и затушила окурок прямо о дерево кухонного стола. Она, не стесняясь своей наготы, встала, посмотрела в окно. На улице улыбалось солнце. Люди спешили по своим делам. Во дворе играли в мяч двое мальчишек, лет по семь-восемь. На лавочке сидели старичок с удочкой, сачком и небольшим ведёрком, и старушка, что живёт двумя этажами выше. Девушка усмехнулась сама себе, отвернулась от бьющего в лицо света, небрежно втиснула ноющее тельце в старый измятый сарафанчик, и больно стиснула в тонких пальцах стальную грубость кухонных ножниц. Через полминуты провод от холодильника был перерезан. Это оказалось не так просто, но вполне по силам для слабых девичьих рук. Полутораметровый кусок обернулся вокруг шеи и с трудом сплёлся в двойной, грубый узел.
