Возможностью этой стал Дима — сын начальника городского МВД. В его лице Лена Юсупова смогла найти то, чего у неё не было с того момента, как из жизни ушла мама. Отношения с отчимом никогда не пышали теплотой, а после смерти матери начали походить на сосуществование тюремщика и заключенного. Дима стал тем ключиком, что сумел открыть камеру. Правда, как оказалось позже, лишь для того, чтобы узница перекочевала в новую темницу.
Поначалу, всё у них складывалось неплохо. Дима был, конечно, не джентльменом, но держался в рамках. Примерно через два месяца, молодой человек показал свое истинное лицо, точнее натуру, когда перебрал и впервые избил подругу. Тогда она хотела было порвать с ухажером, но поняла, что, в таком случае, лишится защиты от отчима, в отношении которого, за месяцы романа с сынком главного городского полицейского, допускались непозволительные вольности. А потому, перед девушкой стал выбор — от кого терпеть унижения. И терпеть их она решила, всё же, от Димы, поскольку тот, всё-таки, обеспечивал ей некий статус в городской тусовке. К тому же, своё периодическое рукоприкладство он старался держать в тайне. Как-никак, в его кругу встречались и воспитанные люди, мнение коих ему было небезразлично. А потому, в глазах сверстников и не только, они смотрелись вполне себе презентабельной парочкой. Единственное, чего Лене не хватало, для того, чтобы выглядеть действительно своей, в тусовке высокородных бездельников — это чувства стиля. С ним у неё были проблемы, которые, впрочем, она считала надуманными, хотя над этим и посмеивались за спиной.
Но сейчас девушке не хотелось никуда идти, несмотря на то, что обычно вне стен своей общей с отчимом двушки, она чувствовала себя комфортнее. Сейчас хотелось зарыться от всех, как можно глубже погрузиться в собственное отрицание действительности и, желательно, никого и ничего не слышать. Было очень жаль, что это невозможно, по одной простой причине — отгородиться от мужа её покойной матери не представлялось реальным, о чём он ей напоминал по нескольку раз на день. Вот и теперь, отчим вновь вырвал сидящую на подоконнике и смотрящую на весеннюю морось падчерицу, из, только ей самой ведомых, размышлений.
— Что, шлюха, трахаля своего ждёшь, да никак не дождёшься?
Отчим, в последнее время, редко обращался к Лене без оскорбительных прилагательных. Она же, осмелев за последние пару месяцев, позволяла себе огрызаться. Однако, теперь положение дел изменилось, о чём, к её счастью, отчим пока не знал. Но девушка предпочла в этот раз смолчать. Хотя, в данный момент просто пропустила оскорбление мимо сознания. Ей, действительно, не хотелось никого и ничего слышать. И, каким-то непонятным образом, мозг сам поставил незримую преграду на пути звуковых волн. Потому, до слуха донеслось что-то невнятное, имеющее неприятный оттенок, но не заботящее абсолютно никоим образом.
