Василий бросил на Соню иронично уважительный взгляд.
— Вы, я вижу, разбираетесь в долевом строительстве и… в личных мотивах. Конечно, мне и самому странно, что Осипов, который, по рассказам Кирилловны, совершенно не похож на человека, которому нужны компаньоны, берет с собой бесполезного в юридических делах Илью… Даже если тот якобы сам напросился! Да не было между ними ни намека на приятельство и даже симпатию! Абсолютно нелогичная ситуация! У Осипова вообще ни к кому не было симпатии. Вот если бы, наоборот, Илью вызвали к следователю, а тот бы обратился к Валентину как к бывалому ходоку — ведь тот уже побывал подозреваемым или все еще им пребывает! — такой расклад похож на правду. И то весьма условную! Настасья Кирилловна на дух не переносила этого вздорного и склочного типа, хотя он и оказался той силой, что свергла Помелышева. Думаю, Илья относится к Осипову не лучше.
— В общем, как бы мы ни рассуждали, нам обоим не хочется, чтобы Илья оказался убийцей, — заключила Соня.
— Или нам обоим не хочется, чтобы он понес наказание… — задумчиво уточнил Василий.
Соня вспомнила это уточнение с улыбкой, словно интимный намек на то, что они теперь заговорщики. Ну, версия с Саввой — это, конечно, для хохмы. В природе царила бы понятная душе логика, если бы убийцами оказывались вот такие пластиковые вьюноши с двумя заводными сердцами. Хотя… быть может, следы этой логики все же можно найти в происходящем. Клетчатая Шляпа, будь она неладна, уволила Соню как раз после того, как она прислала развернутый отчет о встрече с Людмилой Гавриловной, няней, Феей и вообще интереснейшей персоной. Не отчет, а целый невод с семейными скелетами. Одна старая запутанная нейросетка, как изволит выражаться Савва Лёвшин. О том, как няня, спасая семью от Горгоны, позвала на помощь Лёвшина-старшего, в которого была влюблена. Как села потом в тюрьму, хотя Лёвшин мог ее спасти своими показаниями. Как никто из односельчан ей не помог. Как она все равно благодарна Лёвшину и как маленький Савва с двумя сердцами-локаторами уловил романтические чувства няни к отчиму…
Единственное, в чем Соня уняла исследовательский экстаз, так это в том, что утаила свои мелодраматичные подозрения о внебрачной дочери, рожденной в заключении. Но это не помогло. Нарытых скелетов, видимо, и без того хватило, чтобы стало понятно — ретивый биограф великого Саввы зарулила не туда. Такая правда не нужна. А почему?! Не потому ли, что… у отчима таки рыльце в пуху?! Прокурор Помелышев что-то о нем знал и шантажировал! Допустим, все совсем не так, как рассказывает Людмила Гавриловна. Она позвала на помощь Лёвшина — кстати, как она могла не знать его имени? — не потому, что работала няней его пасынка. А потому, что знала Лёвшина раньше. У них был роман. При этом он был замешан в криминале. И Фея так о нем рассказала, что будто он ни при чем. Будто убийство Горгоны было коллективной и оправданной обороной. Но, быть может, на самом деле…
