Но когда Гриша отбыл на Север и стал исправно посылать деньги, обнаружилось ранее не замеченное свойство смешливой Горгоны — она любила выпить. Поначалу это были просто чьи-то дни рождения, сабантуи и гулянки — она, будучи компанейской, быстро сошлась с емельяновской молодежью. Потом Людмила с матушкой незаметно для себя стали все больше и больше проводить с детьми то время, когда их родительница пропадала невесть где. Времена были тяжелые, учителям безбожно задерживали зарплату, матушка с грустью смотрела на дочь-бедолагу, которая, пылая своим жертвенным призванием, приходила с практики. Уставшая, но довольная. А дома еще два чада! Но что скажешь энтузиастке? Что в труде и в нищете она быстро выдохнется, потухнет, а ей лучше бы поскорее выйти замуж, пока ее хронь в ремиссии. И ведь в любой момент — в любой! — страдания могут вернуться. От тягот этой проклятой жизни. Но какова альтернатива?! Ведь Мила не сможет мотаться в Польшу, таская битком набитые сумки челнока. Так что пускай пока радуется цветам жизни, пока карета не превратилась в тыкву… Потому что замужество тоже не сахар.
Но пока тыквой обернулась братова женитьба. Гришина супруга постепенно превращалась в то чудовище, благодаря которому и заслужила свое прозвище. К тому моменту, когда Людмила с матерью признали горькую правду о невестке, она уже окончательно спилась. И начался ад…
Самые ядреные подробности ада Людмила Гавриловна вынесла за скобки, и дальнейшее развитие событий осталось в Сонином сознании лаконичной цепочкой событий. К тому времени, как Гриша приехал в отпуск, Горгона коварно завязала с пьянкой. И с тех пор Григорий с опаской смотрел в сторону матери и сестры: дескать, уж не наговариваете ли вы на Марью-искусницу? А Горгона и впрямь была мастерицей на все руки — и шила, и вязала, и даже пыталась зарабатывать своим рукоделием. И когда она погружалась в свое ремесло, сущим кощунством казалось поминать ее темную сторону. Нет никого на свете хитрее алкоголика…
Гриша уехал обратно на Север, а у матери в горле застряли горькие слова: дескать, сынок, если мы наговариваем, то спаси свою благоверную от нас, злыдней. Забери ее к себе на Север! Но не могла она такого сказать из-за внуков. Не отправлять же детей вместе с Горгоной, которая могла ворваться в дом с ножом и требовать деньги на выпивку…
«Лукавил Гриша. Знал он, конечно, про недуг. Потому и не забрал жену к себе. Мама все строила планы — мол, пускай она едет, а детей мы здесь оставим. Но пьяница наша, когда ей было на руку, поднимала такой вой о чадах своих, что было слышно в ближайшем отделении милиции. Потому как „моих кровиночек отбирают, какое право имеют!". А потом могла неделями к кровиночкам не подходить. И само собой, она не хотела ехать на Север — здесь у нее собутыльники, а там муж со спортивной хваткой. Против него не попрешь. Нас-то с матушкой она совсем не боялась. И вот чем все закончилось…»
