Все перекрестились вслед за Платоном.
Я не стал портить настроение соратникам. Рекордные цифры добычи на приисках, как правило, характерны только в самом начале. Когда берется самый верхний, обогащённый и легкий слой песков. Основное золото лежит в той массе песков, где концентрация его ниже. Но в первый год и правда можно надеяться на сверхдобычу. А когда цифра поползет вниз, можно будет послать новых старательские партии к Миассу. Там тоже легкого золота много.
— А почему он с рудников людей снял? — спросил я.
— А вот тут уже плохие новости начинаются, государь, — невесело усмехнулся канцлер. — Поскольку от крепостной зависимости ты крестьян освободил, то посессионные, к заводам приписанные, более на Урал не поедут. Они сейчас в своих деревнях за землю воюют. А без рабочих рук не только шахты золотые встать могут, но и все железоделательное дело на Урале. Того угля, что крепостные за зиму нажгли, да руды, что накопали до новой зимы может хватит, а вот потом домны гасить придется. Некому будет дрова рубить и руду возить. За деньги же народ нанимать — то железо в цене втрое вырастет против теперешней. Мало охотников то на Урал ехать. Вот Шигаев и ставит людей туда, где доходу ожидается больше.
— Понятно, — протянул я.
Рабский труд как основа хозяйствования рухнул, а новые трудовые отношения складываться будут несколько лет. Все это время такую трудоемкую отрасль, как металлургия, будет лихорадить. Это плохо.
— Подумаю, чем Шигаеву помочь.
На самом деле думать тут было нечего. Придется идти проверенным путем трудовых лагерей. Благо потенциальных зэков вокруг превеликое множество. На этот самый переходный период как раз хватит.
— Но это не все плохие новости, государь, — прервал мои размышления канцлер. — Максим Григорьевич пишет, что Лысов вконец обезумел. Объявил себя царем Сибирским. Какой-то раскольничий епископ в Томске венчал его на царство. Завел себе двор и гарем. Барнаульские серебряные рудники под свою руку привел и отправку серебряного обоза запретил. А это примерно тысяча четыреста пудов серебра или, если на монетное серебро перевести, то миллион двести тысяч рублей.
— Ах ты ж… Твою мать!
Начал было ругаться Подуров, но осекся и хмуро посмотрел на принцессу и священника. От огорчения он влил в рот бокал вина.
— В Сузуне, на монетном дворе, Лысов свою серебряную монету чеканить намерен. Единственно, почему ещё не начал, гравера нет, чтобы штампы сделать. Я уже не говорю про то, что сузунскую медную монету он тоже теперь своей считает. До нерчинских серебряных рудников, за дальностью, его руки ещё не дошли, но оттуда, государь, каравана можешь не ждать. Не пропустит. Есть и ещё кое-что про Лысова, но то ты сам прочитаешь в письме. Вслух такое говорить не буду.
