Чтобы остаться в семье, она должна стать женою Штрассенберга. И Штрассенбергов вокруг полно. Да вот только Ви внучка Доминика, главы Той ветви. Нет никого равнее ей, чем сыновья графа. А сыновей у него нет.
Снова хлынула ярость.
Даже тех денег, что Ви получит от Лиз было бы довольно. Но с миллиардом дедули Броммера, она просто Джек-пот в юбке! На эти деньги они могли бы столько всего. Расширить Штрассенберг, выкупив дополнительные земли. Построить еще несколько домов. Продвинуть членов семьи в политике и при церкви. Укрепить самые старые, ветшающие от времени дома.
Может, даже восстановить самый первый Замок.
Себастьян не раз задумывался о том, чтобы застроить холм, а этот кретин просто взял и сделал вазэктомию! И еще смеет сидеть и смеяться над делами семьи!.. Дядя Мартин, наверное, захочет пику с головой Фила. Про Лизель уж не стоит и говорить.
А этот козел еще смеет быть агрессивным! После всего, что им пришлось пережить по его вине. Взять тот случай с парнем, когда Филипп не запер дверь в келью!
Какого черта я не выгнал его тогда?
– Что там происходит? – успокоившись, Филипп громко высморкался и заговорил, как ни в чем ни бывало. – Чем занят весь большой мир?
– Ты пьешь и жрешь, сидя взаперти как свинья, потому что боишься выйти и выяснить, что там происходит?
Себастьян прошелся по загаженной комнате. Тут и там валялись клочья волос, покрытые тонким слоем пыли.
– Джессика в больнице. Признана невменяемой. Челюсть сломана, ребенка она потеряла. Выкидыш, действительно, не твоя вина. Твоя мать в порядке… Этого достаточно? Или ты еще что-то хочешь знать?
Филипп промолчал. Он выглядел, как уличный бомж. Губы дрожали. Глаза были красные.
Граф молча всмотрелся в его лицо, чего не делал с тех пор, как сын был еще подростком. Когда Филипп появлялся дома, как-то странно хихикая или неровно ступая, или что-то искал в Развалинах, или встречался с Джесс.
– Ты так ее любишь? – спросил он. – Все еще?
– И что с того?
– Тогда на кой черт ты сделал вазэктомию? Она хотела ребенка. Всего-то лишь ребенка!
– Ребенка? – непонимающе обернулся Филипп. – А-а! Ты про Джесс.
Граф обошел диван и встал у камина, чтоб видеть его лицо. Филипп закрылся ладонями.
– Ты любишь Верену? – спросил он, стараясь не выдавать себя.
Все еще можно было спасти!..
– Верену я ненавижу, – оборвал сын.
– Что она сделала?
– Трахалась за моей спиной с Ральфом, – выдавил он. – Я думал, Джессика врет, но она показала мне дневник этой маленькой предательской суки… И знаешь, я бы даже это стерпел, если бы она мне сказала. Я сам бы очень хотел помириться с Ральфом, найти с ним общий язык… Я не ревнивый… В смысле, ревнивый, но лучше делить с ним бабу, чем жить и работать вообще без него. Но Верена же все отрицала и отрицала, и отрицала… Я бы поверил, если б не Джесс.
