— А что ж тут безнадежного, позволь узнать? Вроде бы в этот раз всё идет по плану, разве нет? Ну, помру я сейчас, — царь сказал это спокойно, без нервов, — так править станут ближники мои через младенца Димитрия.
— Ах, если бы, Ваше Величество, — вздохнул гость из будущего. — Я же говорю: АИ на этом уровне сложности читерствует не по-детски… Гибель под стенами Риги молодого-прогрессивного царя-реформатора — это только первое звено в цепочке наших неприятностей! Пока вы тут, в Ливонии, умирали от гангрены — там, в Москве, случился дворцовый переворот.
Чтобы переварить новость, государю потребовалось секунды полторы. Чтобы прикинуть самые очевидные последствия — примерно столько же.
— Вот как… — выговорил он бесцветным голосом. — И кто на престоле?
— Братец ваш двоюродный, князь Владимир Старицкий.
— Этот? — царь презрительно скривил губы. — И как ему шапка Мономаха? На ушах не виснет?
— Ну, не без того, — хмыкнул гость.
— Никак не ожидал я от братца такой прыти, — покачал головой Иоанн.
— Так он тут, можно считать, и ни при чем: всё проделала за него мамаша. А потом взяла отпрыска за ручку и отвела в Кремль — дескать, «Ступайте царствовать!»
— Мамаша? Ефросинья? — впервые за весь разговор голос царя дрогнул. Ефросинью он знал очень хорошо: кремень-баба, сочетание стенобойного тарана и подколодной гадюки…. — То есть, значит… царица с наследником?..
Архангел помолчал, потом тяжело кивнул:
— Да.
— Оба? — безнадежно уточнил Иоанн.
— Оба.
— Можно было хотя бы Анастасию в монастырь отправить, — тем же лишенным чувств голосом промолвил царь. — Лишний грех на душу не брать.
— Нет, — покачал головой архангел. — Ефросинья предпочитает забивать по шляпку.
Подумал немного и сообщил:
— Почему-то выходит так, что сын твой гибнет во всех отвремленьях. Обычно в пятьдесят четвертом году. В одном — ты отбыл на богомолье, а он простыл и умер. В другом — утонул в реке Шексне: несли его бояре со струга, а сходни возьми да и рухни, причем точно без никакого умысла. Есть ещё варианты. Интересно?
— Нет, — отрезал царь. — А что Анастасия?
— В самом лучшем варианте дожила до шестидесятого. Умерла от яда.
— Тоже — Ефросинья? — как бы между прочим поинтересовался Иоанн.
— Не доказано, — развел руками архангел.
— Хорошая формулировка, — понимающе кивнул царь. — А что же избраннички-то мои царскую кровь уберечь не сумели? Или — не стали, за себя убоявшись?
— Увы, Иван Васильевич! Не то что не стали, а всеми силами поддержали Старицких. О смерти вашей объявил народу Адашев — другому бы еще не поверили. А выкликал на царство князя Владимира — Сильвестр.
