Наука Шерлока Холмса | страница 22

(1892).

Разговоры о дедукции, индукции и абдукции, а также параллели с искусственным интеллектом могут завести нас в ловушку, в которую попал Стэмфорд, сказав, что Холмс «слишком одержим наукой» и «это у него граничит с бездушием» (см. с. 20). Ватсон совершает ту же самую ошибку, когда восклицает: «Вы [Холмс] на самом деле авто-матон, считающая машина! Иногда в вас есть определенно нечто совершенно нечеловеческое»[17].

Но сам доктор не стал бы делить жилище с автоматоном, и детектив Конан Дойла никогда не получил бы всемирной известности, будь он просто механизмом, делающим логические выводы. Гений автора состоял в том, чтобы скомбинировать разум и науку с эксцентричностью и богемностью эпохи, чтобы получить сурового логика, который принимает наркотики и совершенно иррациональным образом держит сигары в ведерке для угля, табак насыпает в персидскую шлепанцу, а письма, на которые не отвечает, использует как цель для метания ножа. Подобный человек может покраснеть от удовольствия, когда его хвалят, и это выдает его «человеческую любовь к восхищению и поклонению» (рассказ «Шесть Наполеонов»).

Все это имеет смысл, когда мы ближе смотрим на собственное изложение Холмса, которое он использует, описывая свои методы. Когда в «Собаке Баскервилей» доктор Мортимер предполагает – как могли предположить мы сами, учитывая случай с версией насчет Афганистана, описанный выше, – что дедукция Холмса просто «догадки», детектив в ответ терпеливо объясняет, что он лишь «взвешивает все возможности, с тем чтобы выбрать из них наиболее правдоподобную». Конечно, он «научно использует воображение» на регулярной основе, но всегда имеет для него «твердую материальную основу».

Этот метод нам описывают очень рано, когда в заключении «Этюда в багровых тонах» Холмс объясняет Ватсону, что его метод «ретроспективного рассуждения» начинается с того, что детектив именует «собственным внутренним сознанием»[18], и он переходит к изучению следов, ведущих к начальной точке. Примерно такое же утверждение он делает в «Серебряном», где подчеркивает «ценность воображения», и в «Долине ужаса» (1914), когда риторически вопрошает: «Как часто воображение становится матерью истины?»

В его случае достаточно часто.

Ватсон часто отмечает и комментирует смесь логики и воображения, которую он наблюдает в характере друга. В «Союзерыжих» (1891) он, например, описывает, как «двойственную натуру» Холмса качает от «предельной точности и проницательности» к «поэтическому и созерцательному настроению»; в иных ситуациях он обращается от «крайней прострации к невероятной энергичности» и «его блестящие умственные способности поднимаются до уровня интуиции». Эта двойственность будет изучена нами далее, когда мы посмотрим ближе на характер Холмса на с. 179.