Норвежские музейщики совершили две серьезные ошибки. Во-первых, не позаботились о надежной системе безопасности. Во-вторых, их подвело отсутствие воображения. «Кому придет в голову красть вещь, об исчезновении которой моментально станет известно всему миру?» — недоумевали служители прекрасного.
Разумеется, люди искусства не отрицают, что грабители существуют. Даже в самых маленьких музеях обязательно есть охрана. Но музейщики не связывают понятия искусство» и «преступление» и закрывают глаза на серьезные недочеты охранных систем, надеясь, что ничего дурного не случится. Это заблуждение играет на руку грабителям.
Преступления в области искусства — особая криминальная сфера, которая, увы, бурно развивается. Статистические данные весьма скупы, но, по сведениям Интерпола, оборот черною рынка предметов искусства составляет от четырех до шести миллиардов долларов ежегодно. Незаконная деятельность в области искусства по доходности стоит на третьем месте после наркоторговли и продажи оружия. В Италии, где в церкви небольшой деревушки можно обнаружить алтарную икону пятнадцатого века, полиция сталкивается с подобными правонарушениями каждый год.
Большую часть похищенных произведений искусства можно отнести к объектам второго эшелона (их легче продать), но преступники нередко покушаются и на шедевры. В мире осталось всего тридцать шесть полотен Вермеера. Три из них — «Концерт», «Гитаристка» и «Дама, пишущая письмо, и ее служанка» — похитили за последние несколько лет[1].
Произведение «Дама, пишущая письмо, и ее служанка» выкрали из особняка в Ирландии, а неделю спустя нашли в тайнике в трехстах километрах от места преступления и вернули владельцу. Через десять лет полотно вновь исчезло. В Лондоне грабители четырежды похищали один и тот же портрет кисти Рембрандта.
С небольшим перерывом в 2003 году преступники выкрали два шедевра шестнадцатого века, которые специалисты оценивают более чем в пятьдесят миллионов долларов каждый. В мае воры по строительным лесам забрались в венский Музей истории искусства и похитили золотую солонку работы Челлини, инкрустированную эбеновым деревом, «“Мону Лизу” в скульптуре», как назвал ее потрясенный директор
