я бы жаловаться не стала.
Ну да ладно.
Повернувшись другим боком, я провела руками по нему и по спине, мои пальцы ощутили грубые границы нового шрама.
Я сглотнула и снова посмотрела в зеркало. Я не закрыла глаза, когда провела руками по талии и выше к грудям. Руки остались там, накрывая их.
Все это было… Было моим.
Мое тело не принадлежало Принцу. Или Рену. И уж точно ни какому-то дурацкому пророчеству. Оно было моим… серебристая кожа, острые уши и все шрамы были моими.
Осознав, что я фактически ласкала собственную грудь, я закатила глаза и опустила руки. Я быстро переоделась и убрала волосы наверх, потому что меня не волновали мои заостренные уши. Неа. Ни капельки.
Теперь я собиралась найти Диня, что оказалось не сложно. Я просто нашла самый большой и громкий столик в кафе.
Он фактически собрал свой собственный двор. Я могла видеть лишь его шокирующие белые волосы в центре толпы из приблизительно дюжины фейри.
Игнорируя желудочный сок, который забурлил в животе от запаха жареного мяса, я прошла в кафе. Мне надо будет еще поискать таблетки от желудка, потому что из-за этого я просто не могла есть, и это было глупо. И из-за этого в том числе мне надрали задницу.
Вокруг все поднимали головы и следили за моим приближением. Разговоры останавливались. Начинался шепот.
Я начала было поднимать плечи под тяжестью их взглядов, но остановила себя. Старая Айви не склонила бы голову. Ей было все равно.
Так что и новой Айви было все равно.
Нацепив на лицо ухмылку, которая всегда бесила Дэниэла, я вздернула подбородок и подошла к столу Диня. И только подойдя, я поняла две вещи.
Динь был без Диксона.
И-и-и Рен сидел за тем же столом.
То, что я не заметила его, говорило о том, что мою наблюдательность следовало бы прокачать, но он был именно там, склонив свою рыжую голову над тарелкой с яичными белками и беконом с цельнозерновым тостом.
Потому что Рен был за здоровое питание.
Его вид поставил меня в тупик. Он не возвращался в комнату, пока я была там, но он явно недавно принимал душ. Его волосы были все еще влажными, и он переоделся. На нем была черная термомайка, закатанная до локтей. Я понятия не имела, где он помылся, раз уж он не возвращался в комнату.
Тысяча слов крутилась у меня на языке. Я хотела извиниться. Хотела сказать ему, что он был прав. Попросить его помочь мне все исправить.
Но ничего из этого я не сказала, потому что никому из нас не нужна была публичность для подобного разговора. Мне-то уж точно, потому что я, скорее всего, расплачусь.
