— Баста, мореходы, пришвартовались, — дёрнув за верёвочку, захлопнул крышку люка «капитан». Воцарилась темнота. Алексей, гравитационным воздействием, незаметно стряхнул с себя воду — одежда выжалась досуха.
— Я уж, в последний момент, подумал, что мы совсем «приплыли», — раздался из мрака хриплый голос Фёдора Карпина. Бывшего заводского работягу и до шторма мутило от морской качки, а в бурю, вообще, вывернуло наизнанку. — Андрюха, разожги лампу.
— Большевики анархистами не командуют, — неожиданно упёрся Волков. — У меня дела поважнее имеются.
— Что может быть важнее, чем нести свет людям, — рассмеялся старый большевик Артём и закашлялся, Сахалинская шахта подорвала здоровье каторжанина.
— Сиди, Михаил Семёныч, я к лампе ближе, — остановил товарища Алексей, который колдовским зрением отлично видел всё даже в темноте.
Чиркнула спичка, огонёк перескочил на фитиль — колеблющийся свет заставил плясать тени на досках трюма.
— А дырок-то в нашей посудине изрядно добавилось, — заметив усилившийся сквозняк, потянул носом воздух Фёдор и почуял запах водорослей. — Мы, случаем, не на дно морское опустились?
— Нет, на берегу, — скривился Алексей и грустно вздохнул: — Только не знаю — на чьём.
— Шхуна ходко шла, русский Сахалин должно быть уж проскочили, — почесал затылок Артём.
— Значит, по — любому, в плен к япошкам попадём, — заёрзал на попе Андрей, при этом мешок под ним издал странный хрустящий звук.
Товарищам стало понятно, почему анархист не хотел зад отрывать, чтобы свет зажечь, — плоть бывшего интенданта прилипла к воровской казне.
— Кораблекрушенцев арестовывать не будут, — вспомнил законы морского права Артём. — Мы же теперь простые рыбаки.
— Станем простыми… — недовольно скосил глаз на хрустящий под анархистом мешок Фёдор, — если от денег избавимся.
— Атаман, большевики казну отнять хотят! — жалобно взвизгнул казначей шайки.
— Сжечь, — не моргнув глазом, вынес приговор казак. Алексей понимал, что с таким грузом, легенда о бедных рыбаках «не прокатит». Да и на настоящую цену деньгам Сын ведьмы внимания не обращал, крёстный отец ковал из парня рыцаря — монаха, чуждого мирской суеты. Идеальный боец был рождён для защиты рода — война его стихия.
— Товарищи, нельзя же так! — упал на мешок казначей и, обхватив руками, прижал несметное сокровище к сердцу. — Ценности для революции пригодятся. Позвольте спрятать.
— Да куда же ты мешок спрячешь на корабле? — отмахнулся Фёдор. — Япошки же всю шхуну перетрясут.
