Перед очагом стоял стол, явно страдавший застарелым ревматизмом, на столе была постлана скатерть, а на ней красовались весьма аляповатые чашки, тарелки и другие принадлежности вечерней трапезы. За этим столом сидел лучший работник мистера Шелби, дядя Том, которого мы должны обрисовать читателю с возможно большей полнотой, поскольку он будет главным героем нашей книги. Дядя Том — человек рослый, могучий, широкий в плечах, с типично африканскими чертами лица, в котором сквозит ум, доброта и благодушие. Во всем его облике ощущается большое чувство собственного достоинства, доверчивость и душевная простота.
Дядя Том сидел, устремив внимательный взгляд на лежащую перед ним грифельную доску, на которой он медленно и терпеливо выводил буквы под наблюдением мистера Джорджа — веселого, живого мальчика тринадцати лет, несомненно отдающего себе полный отчет в солидности своего положения как наставника.
— Не так, дядя Том, не так, — быстро проговорил Джордж, увидев, что дядя Том старательно выводит задом наперед букву «Е». — Это получается цифра «3».
— Ах ты, господи! Да неужто? — сказал дядя Том, почтительно и восхищенно глядя, как молодой учитель проворно пишет одну за другой буквы «Е» и цифры «3» для его вразумления. Потом он взял грифель своими толстыми, грубыми пальцами и все с тем же терпением принялся писать дальше.
— А белые за что ни возьмутся — у них все спорится! — сказала тетушка Хлоя, поднимая вилку с кусочком сала, которым она смазывала сковородку, и с гордостью глядя на молодого хозяина. — Вот уж мастер писать, читать! А как вечер, так к нам — и нас учит. До чего же любопытно, прямо заслушаешься!
— А до чего же я проголодался! — сказал Джордж. — Торт еще не скоро будет готов?
— Скоро, мистер Джордж, скоро, — ответила тетушка Хлоя, приподымая крышку и заглядывая в кастрюлю. — Ишь как подрумянился — чистое золото! Уж за меня можете быть спокойны. Вот недавно миссис велела Салли испечь торт. Пусть, говорит, учится. А я говорю: «Да ну вас, миссис! Смотреть тошно, когда добро зря переводят. Вы полюбуйтесь, как он у нее поднялся: с одного боку — ни дать ни взять, мой башмак. Да ну вас!» — говорю.
Выразив этим последним восклицанием все свое презрение к неопытности Салли, тетушка Хлоя быстро сняла крышку с кастрюли и открыла взорам присутствующих великолепно выпеченный торт, которого не постыдился бы любой городской кондитер. Этот торт, по-видимому, должен был служить главным козырем тетушки Хлои, и теперь она всерьез принялась за приготовления к ужину.
