— Старая песня! — сказал Сен-Клер, входя в комнату. — Да! Не завидую я неграм, когда им придется держать ответ на Страшном суде, особенно за свою леность. Вы только подумайте, кузина, — и с этими словами он лег на кушетку, — мы с женой подаем нашим слугам такой благой пример, а они почему-то продолжают бездельничать!
— Перестаньте говорить глупости, Сен-Клер! — воскликнула Мари.
— Глупости? По-моему, я как раз говорю очень умно, что со мной не часто случается. Мне, как всегда, хотелось поддержать ваши высказывания, Мари.
— Неправда! У вас этого и в мыслях не было! — сказала она.
— Значит, я ошибся. Спасибо, дорогая, что вы сразу вывели меня из заблуждения.
— Вам хочется во что бы то ни стало досадить мне!
— Бросьте, Мари! Сегодня так жарко, а я только что имел крупный разговор с Дольфом и пришел в полное изнеможение после этого. Прошу вас, смените гнев на милость и дайте мне отдохнуть душой в лучах вашей улыбки.
— Дольф опять в чем-нибудь провинился? — спросила Мари. — Я больше не могу выносить этого наглеца! Если б вы позволили мне заняться им как следует, он бы у меня живо стал шелковым!
— В ваших словах, дорогая, как всегда, слышится проницательность ума и здравый смысл, — сказал Сен-Клер. — Что касается Дольфа, то дело в следующем: плененный совершенствами своего хозяина, он с такой старательностью перенимает все его изысканные вкусы и привычки, что теперь уже не разберешь, где начинается хозяин и где кончается слуга. Вот мне и пришлось улаживать это недоразумение.
— Каким же образом?
— Я был вынужден заявить Дольфу, что кое-какие вещи из моего гардероба мне хотелось бы сохранить для себя. Кроме того, пришлось попросить его несколько умерить потребление одеколона и, как это ни жестоко по отношению к нему, ограничиться дюжиной моих батистовых носовых платков. Дольф, конечно, разобиделся, и я долго, по-отечески увещевал его.
— Ах, Сен-Клер, когда вы наконец научитесь держать своих слуг в руках! — воскликнула Мари. — Такое потворство просто возмутительно!
— Почему? Он, бедняга, тянется за своим хозяином, ничего особенно плохого тут нет. Это результаты моего воспитания, и поскольку я не сумел внушить ему, что смысл жизни не в одеколоне и не в батистовых носовых платках, не следует и лишать его таких благ.
— А почему вы не воспитали его как следует? — напрямик спросила мисс Офелия.
— Убоялся хлопот. Леность, кузина, все та же леность, которая многих из нас загубила! Если б не она, я бы давно превратился в ангела. Пожалуй, прав ваш вермонтский глашатай истины — тот, кто утверждает, будто «леность неизменная первопричина нравственного падения человека». Мысль страшная, что и говорить!
