Утро они с Матерью и Ноем проводили внизу. Дом наполняли вкусные запахи, мы слышали, как родители читают молитвы, смеются над чем-то, нам недоступным. Если Ной плакал, Отец тут же уходил в сад. Хлопала кухонная дверь. В саду он занимался — кряхтение доносилось до нашего окна. Иногда заходил к нам перед обедом — сияющий, кожа покрасневшая и влажная — варвар после битвы, несущий полотенце как голову врага. Нет, утро тоже не подходило: входная дверь оставалась запертой, и каким бы путем мы ни спустились вниз — через кухню или прямо через окно, — Отец оказался бы тут как тут.
У нас с Эви было одно разногласие.
— Только через дом, — говорила она. — Окно слишком высоко. Ты просто забыла, как оно высоко.
— Сначала придется взломать замок в нашей двери, потом пройти через весь дом. Мимо комнаты Итана, мимо спальни Отца и Матери, мимо Гэйба и Ди. Спуститься по лестнице. Внизу спит Ной, и Мать — иногда. Это нереально.
— Почему Гэбриел и Далила не сбегут? — спросила Эви и добавила шепотом: — Им ведь проще.
— Не знаю, — ответила я.
На самом деле однажды ночью, много месяцев назад, я слышала нечто такое — тихое и страшное — в другом конце коридора. Неудавшийся побег. Эви тогда спала и так ничего и не узнала. Надежда болталась меж нами на волоске, и я решила, что не стоит ей рассказывать.
После обеда Отец оставался в гостиной, и наступала тишина. Здесь-то я и видела шанс. Пока Отец отдыхал, дом с облегчением вздыхал и расслаблялся. По коридору крался шепот Далилы. В иные дни Итан стучал по стене, совсем как тогда, когда мы были маленькими и горели желанием выучить азбуку Морзе. Иногда к нам приходила Мать. Раньше я умоляла ее сделать хоть что-нибудь, сейчас же лишь комментировала про себя все ее признания и отворачивалась.
— Это единственная возможность, — говорила я Эви. — Когда он не спит, нечего и пытаться.
— Ну хорошо, — отвечала она, но я видела: для нее это всего лишь фантазия, одна из сказок, которые я рассказывала ей, чтобы скоротать дни.
Окно мы обсуждали и раньше. Закрытое картоном, оно оставалось для нас за пределами видимости.
— Ну, оно же открывается, — говорила я. — Разве нет?
Но в памяти не возникало ни шпингалета, ни задвижки; и что там под ним, внизу — трава или бетон? И я признавала:
— Может, я и правда не помню.
— Вряд ли оно открывается, — говорила Эви. — И его все равно уже сто лет никто трогал.
Мы изогнулись так, чтобы увидеть друг друга через Территорию.
— Ну а если разбить окно, — продолжила Эви, — сколько у нас будет времени?
