Когда он спросил ее о событиях пятницы, она уставилась на него круглыми навыкате глазами с выражением школьницы на экзамене, к которому готовилась целый год.
— Вы имеете в виду, после заседания кафедры?
Михаэль сказал, что его интересует все, что происходило в тот день.
— A-а, — протянула Адина таким тоном, будто поняла экзаменационный вопрос, и резко кивнула, при этом ни одна кудряшка не сдвинулась с места. — Если память мне не изменяет, а я не могу быть точно уверенной в этом, нам иногда кажется, что мы помним, а это не так; во всяком случае, я точно помню, что пришла к себе в кабинет в семь утра, потому что у меня было много дел, ведь мы накануне окончания учебного года, и студенты очень нервничают перед сессией, и спешат сдать работы; я часто спрашиваю себя — почему они все откладывают на последний день? Но это уже другой вопрос, — она улыбнулась, растянув лицевые мышцы, но улыбка вышла невеселая, скрывающая страх. Адина хотела удовлетворить экзаменатора и выяснить, попала ли она в цель. Михаэль сохранял хладнокровие и все же поймал себя на том, что кивает Адине в ответ на ее улыбку. — В тот день я была в кабинете с семи утра, было несколько звонков, потому что я стараюсь использовать незагруженные часы, чтобы успеть все сделать до начала приема, в любом случае пятница — короткий день, и даже если сказать, что нет приемных часов, все равно студенты приходят что-то выяснить, и, хотя я не склонна принимать их в неприемные часы, иногда бывают особые случаи, когда необходимо, в любом случае это определяет ритм работы.
Было несколько телефонных звонков. Мне кажется, я позвонила доктору Шаю — выяснить что-то насчет студента, который подал с опозданием курсовую работу, а потом доктору Шуламит Целермайер — ее проще застать утром, — потому что у меня был вопрос к ней, потом я позвонила профессору Тирошу: возникла проблема с финансированием, а только он уполномочен этим заниматься.
Адина остановилась, чтобы перевести дух, но тут же она вспомнила одно обстоятельство и принялась описывать, что она делала после того, как поговорила по телефону. Михаэль чувствовал себя как ученик чародея, которому удалось задействовать волшебные самодвижущиеся веники, и он не знает, как их остановить[11].
Поток нарастал, лицо Адины выразило удовлетворение хорошим ответом на экзамене. Михаэль стал уставать, он чувствовал себя совершенно бессильным перед этим потоком слов, но знал — если ее остановить, она потеряет нить. Время от времени он, к ее удовольствию, что-то записывал на лежащей перед ним бумаге. В ходе беседы он полностью утратил способность отделять главное от ерунды и лишь минут через двадцать сумел взять себя в руки и сосредоточиться. А ее уже несло дальше. В пятницу вечером она пекла, потому что «в субботу должны были прийти дети, несмотря на то что у внука немножко поднялась температура и дочка колебалась, к тому же ее муж чувствовал себя не очень хорошо и весь день провел, сдавая анализы», и так далее — высоким дребезжащим голосом. Когда она принялась описывать визит дочери, Михаэль успел вставить волшебную фразу, которая прекратила ее словесный поток: «Минутку, извините».
