— Циля может быть здесь полезна. Она два года училась в университете до того, как пришла в полицию, и кое-кого здесь знает, — сказал Михаэль.
Леви покосился на него:
— А кто еще?
— Сейчас не знаю, разве что вернуть Рафи после расследования того случая с Яффскими воротами.
— Ты консерватор, Охайон. Тебе нравится работать с одними и теми же людьми, да?
Михаэль не ответил, но подумал об Амнуэле Шорере, прежнем начальнике следственного отдела, который «вырастил» его и научил всему, что он теперь знал. Михаэлю очень бы хотелось, чтобы Амнуэль вернулся и снова стал его начальником, тогда бы не пришлось брать на себя почти все полномочия по разгадке этого дела, в котором пока даже ниточки не видно.
Но штат особой группы был уже укомплектован, без обсуждения с Цилей, и Эли выглядел удрученно.
У нее чуть выкидыша не было, вспомнил Михаэль, случись такое, она ожесточила бы всех нас.
И все же он решил настаивать на своем — просто не было сил обучать нового человека всем тем мелочам, которые знала Циля. На третьем месяце беременности вполне можно сидеть в конторе координатором.
Хотя хамсин продолжался и время было позднее, пришлось все же возвращаться в маленькую секретарскую комнату, где все еще сидели сотрудники факультета литературы.
Несмотря на их протесты, о которых уже отрапортовал поставленный у входа сержант, работникам факультета пока не было позволено покинуть здание. Тот же сержант решительно преградил доступ четырем журналистам, ожидавшим у дверей. Журналисты тут же набросились на направлявшихся в комнату полицейских. Троих из них Михаэль знал. Четвертой была симпатичная молодая женщина, криминальный репортер с телевидения, она строила глазки Михаэлю, одновременно давая команду стоявшему за ней оператору навести на него объектив. От резкого света Михаэль замигал.
Он потребовал от журналистов уйти отсюда. Они перешли в узкий коридор, привычно при этом протестуя и твердя насчет «права общества знать».
— Пусть общество наберется терпения, прежде всего надо, чтобы было, что знать, — парировал Михаэль.
— Старший лейтенант Охайон! — обратился к Михаэлю опытный журналист, представитель самой популярной газеты страны, и Бехер поспешил поправить его:
— Капитан. Послушайте, надо уже привыкнуть. Капитан Охайон. Ясно?
Оба полицейских без стука вошли в секретарскую.
Несмотря на открытое окно, воздух в комнате был спертый, тем более что она не просто была набита людьми, но людьми испуганными. Ощущался здесь и сладкий аромат духов, и запах гниения, который чудился Охайону повсюду с тех пор, как он побывал в кабинете, где был найден труп.
