— Ой, мне нехорошо, ой, как мне нехорошо!
Ее стошнило прямо на платье Диты Фукс, стоявшей между ней и Рахелью, и она даже не извинилась. Аронович оттащил ее обратно в секретарскую. Рахель замерла, не понимая, что происходит, затем решилась войти в кабинет Тироша. И увидела все прежде, чем Сара Амир схватила ее и грубо вытолкнула наружу. У двери Рахель заметила Калицкого, с любопытством заглядывающего в кабинет Тироша. Увидев, что там, он позеленел; в это время из кабинета вылетел Тувье. Двери соседних кабинетов начали открываться, оттуда выбегали люди с искаженными лицами. Они забросали Сару вопросами, на которые та не отвечала.
Сквозь заволокшую все пелену Рахель чувствовала лишь хватку Сары Амир, затем до нее донесся гул голосов, заполняющих коридор.
Рахель пришла в себя в секретарской, где Тувье орал: «„Скорая“, полиция, быстро!» — и только тогда жуткий запах достиг ее.
Еще некоторое время лица людей в комнате казались ей размытыми, затем пелена стала рассеиваться, Рахель увидела Ароновича, с плотно сжатым ртом и перепуганным взглядом. Он подавал Адине, распростертой в кресле, стакан воды. Глаза Адины были закрыты, вода капала на полную шею, оттуда на грудь, на запачканную трикотажную блузку.
Лицо Шуламит искривилось после того, что рассказала ей Дита, она хрипло задышала, и ее выпученные глаза стали еще более пугающими, чем обычно.
В маленькой комнате секретарши, да и в коридоре теперь страшно было находиться. Рахели захотелось убежать оттуда.
Калицкий все так же стоял у двери, а по коридору распространялся жуткий запах, от которого потом месяцами невозможно будет избавиться, он стал чуть ли не материальным, приклеивался к телу. Дита, опираясь о стену, с посеревшим лицом, все повторяла:
— Что же это? Что же это может быть? Я не верю!
Она начала истерично кричать, чтобы ей дали выйти, Сара удерживала ее и бормотала что-то, и в ее голосе звучал явный страх. Лишь Яэль продолжала сидеть молча, подобно мадонне, которую Рахель когда-то видела в альбоме средневековой живописи. Дита подошла к окну, сделала глубокий вдох. Тувье продолжал кричать в трубку, как показалось Рахели, на иностранном языке. И тут вдруг перед ее внутренним взором явственно всплыла страшная картина, увиденная в большом красивом кабинете Тироша. Это воспоминание заставило Рахель опуститься на пол рядом с Ципи.
За дверью скопилось множество людей, желающих знать, что происходит, им никто не отвечал, а сквозь всю эту суматоху прокладывал себе путь высокий полный человек, снизу показавшийся Рахели просто великаном. Голос его весело гремел:
