Михаэля вдруг охватила острая тоска по прошедшим годам юности, по отцу и матери, по «Лебединому озеру», по тому времени, когда первые контакты с европейской культурой буквально обрушились на него вопреки противодействию материнского воспитания.
Они сидели в конторе, ожидая звонка. Узи не хотел уходить, Михаэль остался с ним. Оба молча курили, пепельница все наполнялась. Телефон зазвонил лишь в четыре часа пополудни. Узи ждал второго звонка и сильно закашлялся, прежде чем взять трубку.
Михаэль слышал: «Да», «нет», «понял» и навострил уши, когда Узи сказал:
— Как, по-вашему, я должен этим заниматься? Конечно, я могу туда поехать, я и сам чувствую, что надо это сделать.
Опустив глаза, Узи спросил Михаэля, не хочет ли тот вернуться в Иерусалим сегодня и прихватить его с собой.
— Можно прямо сейчас, если вы не против немного сократить ваше пребывание здесь.
Михаэль вышел поискать сына, тот не стал возражать. Они отправились к Узи домой, чтобы забрать свои вещи. По дороге Юваль сказал:
— Мне довелось перекинуться парой слов с этим парнем, Идо, и мне показалось, что он — в полном порядке. Он сказал, что изучает литературу в университете.
Юваль удивлялся тому, что человек, изучающий литературу, может проявлять интерес и к подводному спорту.
Михаэль высадил сына у его дома и предложил Узи сходить вместе с ним к жене погибшего, Рут Додай, чтобы известить ее о трагедии «при невыясненных обстоятельствах».
Так он и сказал ей в ее квартире в районе Рамат Эшколь. Ее большие карие глаза в ужасе глядели на них через круглые очки. Когда они вошли в квартиру, шел вечерний субботний выпуск новостей.
Узи — в шортах, открытых сандалиях, с запущенной бородой, выглядел как дикий зверь, попавший в зоопарк; он был как бы не отсюда, не из этого мира, не знал, куда себя деть.
А Михаэль Охайон выполнял привычную для себя функцию — сообщать родственникам погибшего о трагедии.
Она не плакала, эта толстушка, лишь теребила полы своего халата.
Из-за хамсина — он цепко властвовал над городом уже неделю — все окна в квартире были открыты; с бульвара Эшколь доносился грохот машин и автобусов. Голоса из телевизора, который никто не удосужился выключить, смешивались с уличным шумом и звуками телевизоров из соседних квартир.
— Что же теперь будет? — спросила женщина задумчиво. Михаэль тут же заметил у нее признаки нервного шока. Он тихо, спокойно стал объяснять, что нужно дождаться результатов проверки оборудования, чтобы выяснить причину неполадок. И лишь затем можно будет говорить о похоронах.
