Всегда.
Каждое решение. Каждое правило. Каждый безумный параноидальный поступок. Она защищала меня, готовила меня.
К этому.
Голова болит слишком сильно, чтобы кивнуть, но я озвучиваю правду, которую ей нужно услышать:
– Я понимаю.
Мама стискивает мои плечи, ее подбородок вздрагивает, а потом она подавляет эмоции и выпрямляется.
– Комната оплачена, и у тебя достаточно еды и воды по меньшей мере на неделю, но все это кончится раньше. – Она продолжает говорить, повторяя правила, о которых уже мне рассказала, и я понимаю, что она не хочет оставлять меня так же сильно, как я не хочу ее отпускать.
– Ладно, – перебиваю я ее. – Я останусь тут, не буду ни с кем контактировать, я не… не испорчу все на этот раз. – Я пристально смотрю на одноразовый телефон, не рискуя поднять взгляд на нее. – Как только ты уйдешь, я позвоню Регине, чтобы она заменила меня на работе, и завтра я должна была встретиться с Кармель, чтобы подготовиться к контрольной по истории, к понедельнику…
– Нет, тебе нельзя никому звонить. – Ее пальцы впиваются в мое плечо. – Вообще никому. Они нашли нас по фото. По фото. Будь уверена, они следят за всеми, кого мы знаем.
– Но я потеряю работу, и я обещала Кармель, что мы вместе повторим про Варфоломеевскую ночь. Она постоянно забывает, кто такие гугеноты, и… и… – Я путаюсь в словах, пытаясь выговорить их как можно быстрее, чтобы она поняла. Я не могу просто исчезнуть. Мы наконец-то задержались на одном месте достаточно долго, чтобы люди начали переживать, если однажды я просто пропаду. А как же Эйден? Он будет ждать меня у библиотеки, там, где мы всегда встречались. Если я не приду, он решит, что это и есть мой ответ, что я для него важна, а он для меня – вовсе нет.
Я разобью ему сердце, а я этого не хочу. Я ничего этого не хочу.
Я чувствую, как дрожат губы, а затем мама снова обнимает меня.
– Прости, я не хочу, чтобы ты проходила через это, и я все исправлю. Обещаю, я все исправлю.
У меня сдавливает горло. Я задаю вопрос, который никто, никогда не должен задавать своей матери:
– Что, если что-то случится с тобой?
Она молчит так долго, что я начинаю слышать, как бьется мое сердце.
Она открывает рот, закрывает его, потом открывает снова.
– У меня больше нет выбора.
Затем она обнимает меня, прижимает к себе, и от этого меня снова начинает мутить, но я так же крепко обнимаю ее в ответ.
– Просто скажи мне… кто тебя преследует? – спрашиваю я, когда она идет к двери.
Она останавливается, уже взявшись за дверную ручку, и, хотя мне не видно ее лица, я догадываюсь, что она отвечает, крепко зажмурившись:
