Есть совсем не хотелось. Мой крем-суп остыл. Такой задумчивой, с ложкой в руке меня застала Кристина.
— Рада тебя видеть живой. — Она села рядом. — Я у Машки была. Она очнулась. Правду знает. Ей там все сказали.
— Как она?
— Плачет и убивается. Что, впрочем, она всегда делает, когда теряет свою любовь. А я ей говорю, что главное — здорова, и ходить будет.
— Скажи ей, чтобы Рине позвонила. Пусть что-нибудь придумает, но не говорит, что в больнице. Я сказала, что в Испании ураган и нет ни телефонной связи, ни Интернета.
Мы с Кристиной просидели два часа. Она мне успела рассказать, что говорили на поминках. Про Машу, никто ничего не знал, как будто ее в машине и не было. Деньги, правда, увели. Перевели на фирму за ненужный материал, который так и не поставили, а фирма резко обанкротилась. По такому же сценарию все случилось и с телевидением, только еще без подписи Михаила, как сказал юрист. Все уверены, что Павла кто-то надул, но спросить теперь не у кого. Так что, возможно, его убили, чтобы спрятать концы в воду. Кристина уверена, что финансовый директор ему помогал. Но надо понять, у кого должны были зависнуть деньги: у Павла или у его финансового директора, и чья была фирма, на которую они перевели деньги. С Машей пока не удалось поговорить, так как время визита было ограничено из-за ее эмоционального состояния. В шприце действительно находилась лошадиная доза снотворного, от которого Маша не проснулась бы. Отпечатки пальцев были сняты и переданы Кристининому другу-любовнику — детективу. Ну, и Кристинка мне сообщила (как бы между прочим), что по просьбе этого детектива я уже устроена на стройфирму секретаршей заместителя директора. Завтра меня ждут на собеседование. У меня был шок. Конечно, превосходная перспектива — из термички превратиться в элитного секретаря… Но Кристина не знает, что за мной идет охота, меня хотят убить, и в том числе Высоковский. А я теперь сама полезу на рожон к этому маньяку. Я сначала засмеялась, а потом заплакала. Кристина посмотрела на меня и, затянувшись сигаретой, сказала:
— Влюбилась ты, девка. Сказала же тебе: он гей, к тому же переболел сифилисом.
— Я терпеть не могу геев. — Я сглотнула. — И сама его убью.
— Ба! Страсти-то какие. Знаешь, подруга, я понимаю твою проблему, — сказала она мне серьезно, — но не буду объяснять ничего. А то ты и меня убьешь.
Интересно, что же она такое понимает, чего не понимаю я…
Кристя оплатила мой ужин и дала мне в долг денег. Домой я отправилась на такси. Чувствую, мне теперь еще год придется пахать на заводе сверхурочно и без отпуска, чтобы расплатиться за эту сумасшедшую неделю, что я провела дома.
