Он так никогда и не рассказал мне, кто и зачем ему звонил в тот февральский день.
Уже впоследствии я много думал о том странном и роковом для дедушки звонке, однако ни к каким конкретным выводам не пришел. Дедушка никогда никого не боялся, врагов у него не было. Даже с теми авторами, кому дедушка отказывал в публикации, он обычно поддерживал хорошие отношения.
Я совершенно точно уверен, что звонил не владелец издательства и не директор, во время телефонных разговоров с ними дедушка всегда называл их по имени и отчеству и был многословен. Предположение, что звонить могли из спецслужб или правоохранительных органов, я тоже отмел. В 1997 году ни о какой цензуре речь еще не шла, издательства могли печатать что угодно.
Кроме того, требование со стороны властей отказаться от публикации книги вызвало бы скорее гнев и негодование дедушки, а не страх. Но я ни разу в жизни не видел дедушку таким напуганным и расстроенным, как в тот пасмурный февральский день.
Много лет спустя, уже в середине нулевых, я даже попытался (разумеется, в неформальном порядке) навести справки о звонившем у специалистов по телефонной связи. Конечно же, их ответ был однозначным — никаких данных о звонках 1997 года не сохранилось, выяснить ничего нельзя.
Придя на следующий день после странного звонка навестить дедушку, я сразу же обнаружил на его рабочем столе перемену — четыре синие тетради с рукописью неизвестного автора исчезли. Я удивился этому, мне было известно, что редактура текста еще не закончена, и что дедушка никогда не убирает тексты со стола, не завершив их подготовку к публикации полностью.
Но дедушка раздраженно и коротко объяснил мне, что никакой публикации синих тетрадей не будет, что он передумал, а сами тетради уничтожил. Это тоже было странным, раньше дедушка ни разу в жизни не уничтожал рукописей. Отвергнутые произведения он обычно отсылал назад автору, а если автор не желал принимать назад собственную книгу (что тоже случалось, не знаю, чем руководствовались такие авторы) дедушка обычно относил рукопись на склад издательства.
Владелец даже выделил дедушке отдельный шкаф на складе для подобных рукописей. Иногда же дедушка вообще отсылал отвергнутые им тексты в другие издательства, которым произведение подходило по жанру.
Я заходил к дедушке всю следующую после рокового звонка неделю и видел, что его состояние ухудшается. Дедушка о чем-то постоянно раздумывал, не мог сосредоточиться на работе, он жаловался на боли в сердце и стал раздражительным, чего раньше с ним никогда не случалось. Однако, несмотря на настойчивые требования отца и владельца издательства, дедушка отказывался обращаться к врачам.
