Он щелкнул пальцами, и над головой мелькнул огненный шарик. Но сразу погас, будто уничтоженный безжалостной черной магией.
А следом погасли и мы.
Последнее, что запомнила, как падаю в объятья тьмы.
* * *
— Пей до дна, Лилит. Не мотай головой. До дна!
Рядом закашлялся Ульрих, а я гневно посмотрела на герцогиню Викторию, поившую меня жидкостью цвета памятной рыбины.
— И не прожигай взглядом. Сами виноваты.
— Не стоит с ними так сурово, дорогая, — посоветовал герцог Эдвард. — Дети — создания любопытные. Им простительно.
Но Её светлость фыркнула и переключилась на Ульриха. Свою порцию пойла он тоже не мог осилить. Давился и глядел на хозяев замка сурово. Настолько, насколько позволяли слезящиеся глаза.
— Напугал, — усмехнулась герцогиня Виктория. — Я сама умею взглядом огонь разжигать. Допивай!
Мы сидели, а точнее, полулежали на диване в синей гостиной, в которую нас доставили в бессознательном состоянии. В нем, как успела поведать герцогская чета, мы с Ульрихом пребывали около двух часов. Вырубила нас охранная магия таинственной комнаты.
— И ничего им непростительно, — припечатала Виктория, забирая мой опустевший стакан. — Любопытство — худший порок. С легкостью губит репутации. А иногда и жизни.
Герцог тяжело вздохнул.
— С этим не поспоришь, дорогая, — согласился он с супругой и глянул на нас, качая седой головой. — В этой комнате моя прабабка проводила особенно темные обряды. Помещение насквозь пропитано злой магией. Увы, уничтожить его невозможно. Приходится прятать от посторонних глаз. Удивительно, как вы двое умудрились на него набрести.
— Благодаря особой магии, — бросила герцогиня Виктория, явно намекая на моего кавалера.
Ульрих подавился остатками салатового пойла, но госпожа не обратила внимания.
— Пора поговорить о твоем безрассудном поведении с матерью, — объявила она насмешливо. — Не качай высокомерно головой, мальчик. Я не о ватрушке, что разгуливает по нашему замку под руку с твоим отцом. Я о настоящей матери. Габриэле — моей давней приятельнице. Пусть преподаст тебе основательный ведьмовской урок.
Таким изумленным я Ульриха не видела ни разу. Даже в памятные ночи духа: в первую и последнюю. Зрачки расширились, род приоткрылся. Парень считал существование материнского народа тайной из тайн. А осведомленность герцогини переворачивала основы его «мира».
— А теперь, господин полумаг, — отчеканила госпожа, — проводите леди Лилит до саней и возвращайтесь к себе в покои. Постарайтесь нигде не сворачивать.
