- Именно — подтвердил я, подцепив из хлебной плетеной корзины последний пирожок — Но поскольку сомнения все же имелись, решил промолчать. В вашей компании одно слово не так скажешь, и все, ты уже виноват.
- Неаполь — прожевав еще один кусочек говядины, мечтательно произнес Шлюндт — Город достославный и невероятно древний, камни его мостовых многое бы могли рассказать, умей они разговаривать. Эти камни слышали звон греческих кифар, ноги римских легионеров вдавливали их в землю, и даже ступни Петра и Павла, по слухам, почтили их вниманием.
- Это вы про апостолов речь ведете? — уточнила Стелла.
- О них, о ком же еще — подтвердил Шлюнд — Н-да… Да и что здесь такого? Это лишь два имени из списка тех великих, кто связан с историей Неаполя. Причем список этот весьма изряден, и почти каждая персоналия в нем — легенда. Например, непобедимый Ганнибал, который так и не смог покорить этот город, ничего у него не получилось. Да что Ганнибал? Именно там закончилась многовековая история одной из величайших империй прошлого, да-да. Ромула Августула, последнего официального императора Рима, сослали именно сюда, назначив недурственное денежное содержание и выдав пару слуг.
- И? — поторопил я антиквара, зная, что его сейчас может занести в неведомые дали, и мне придется тратить время на то, что когда-то давно мне уже гиды рассказывали.
- Что — «и»? — как-то даже удивился антиквар, нанизывая на вилку очередной кусочек мяса — На редкость приличным человеком оказался Одоакр, хоть по происхождению и являлся варваром. Если точнее, по отцу он был гунн. Однако же вот, не удавил паренька-римлянина, не зарезал его. Из чего следует вывод — слова «варварство» и «жестокость» не являются синонимами.
- Резонно — я дождался, когда Карл Августович прожует мясо, и показал ему листок с рисунком — А с этим что?
- С этим? Здесь нет ничего сложного, если ты ведешь речь о прошлом данных предметов. Это работа старых флорентийских мастеров, а если конкретней, к нему приложил руку кто-то из семейства Аяччи. Не Пьетро, основатель этой воистину великой династии, а кто-то из его сыновей, скорее всего Джакомо, поскольку он был сделан в двадцатых годах четырнадцатого века. Пьетро уже отошел от дел, а Джакомо, напротив, как раз достиг своего пика мастерства. Аяччи как раз в это время выкупили землю у моста Санта-Тринита, и поставили там мастерскую с прилегающей к ней лавкой. Первыми из флорентийских золотых дел мастеров поставили! Правда, ее после наводнение разрушило, на пару с мостом, но это не суть важно.
