— Слушай, Петак, — внезапно, возвратившись к самому себе из долгого путешествия, спрашивает капитан, — вот ты же у нас разбираешься в птицах, да? Этот попугай у меня уже неделю тут торчит, можно мне его начать выпускать по кабинету?
— Рано. Сперва птица должна запомнить, что клетка — её дом.
— Хорошо, а если я его потом просто выпущу на улицу, он вернётся?
— Вряд ли. Скорее всего, замёрзнет или птицы заклюют.
— Понятно… Знаешь, жаль мне его. Такой он беспомощный здесь, лазает весь день с жёрдочки на жёрдочку, клювом за прутья цепляется, а как по мне, так лучше бы его сразу прибить. Вот зуб тебе даю, если бы не подарок дочери — придушил бы! Шею свернул бы да и выкинул во двор собакам!
— Собакам птичьи кости нельзя — не переварят.
— Тоже верно…
Согласившись с Петром, участковый вновь погружается в размышления. Так они и сидят ещё минут двадцать, пока участковый не засыпает. Поняв, что лучше зайти в другой раз, парень аккуратно встаёт, однако нечаянно задевает и роняет стул. Хлопок будит участкового, и, потерев глаза, мужчина вспоминает теперь, что Павлов, вероятно, пришёл не просто так:
— Слушай, Петь, а ты чего припёрся-то?
— Хочу написать заявление.
— Это-то я понял, не дурак, а случилось-то что?
— Я шёл мимо «Бастилии», а мужики какие-то неместные курили в неположенном месте.
— И?
— И я подошёл, чтобы сделать им замечание…
— Так…
— И они обматерили меня.
— Как обматерили?
— Я не хочу повторять.
— А что же я им предъявлю?
— Грубость!
— Грубость? Господи, Петак, ты специально припёрся сюда, чтобы написать заявление на мужиков, которые тебя послали подальше? Сунул бы им в табло, и дело с концом!
— Если все будут друг друга бить — что же из этого получится?
— Мир получится, Петя, мир! Только если дерёшься за свои убеждения — можно прекратить войну! Люди, Петь, потому так безответственно себя ведут, что чувствуют свою безнаказанность. Если б ты им сразу по щам надавал — поверь мне, сразу бы свернулись!
— Но так же нельзя! Есть же закон!
— Ох, Петька-Петька… — участковый тяжело вздыхает и, встав из-за стола, открывает форточку.
Потерев переносицу, он закуривает самокрутку и, сплюнув попавший на кончик языка табак, с усталостью говорит:
— Понарожают вот таких, как ты, Петь, а нам потом разгребай. С самого детства людям вроде тебя следует объяснять, что мир этот — говно! Ничего здесь уже не изменить! Вот ты посмотри вокруг — ты что здесь хочешь перестроить? Горизонт? Облака? Как-то живём — и то хорошо! Не мужиков этих нужно воспитывать, а тебя!
