– Вы понесете его? – спросил Эйб мужчин. Они переглянулись и кивнули.
– Не он, – указала Эстер на Стюарта.
Джозеф широко распахнул глаза.
– Что? – спросила она немного удивленным тоном. – Он не еврей.
– Едва ли это сейчас имеет значение, – пробормотал Джозеф, но Стюарт уже сделал большой шаг назад и поднял руки, будто говоря: «Нет, конечно нет».
Ни Джозеф, ни ребе Леви не были молоды, и через несколько минут, глядя на то, как они спотыкаются под тяжестью гроба Флоренс, Эстер подумала, что зря отказала Стюарту. На месте мужчины опустили гроб на ремни, которые Эйб натянул поперек раскопанной могилы.
Ребе Леви достал платок из нагрудного кармана и вытер лоб.
– С вашего разрешения, мы начнем, – сказал он Джозефу, который взглянул на Эстер в поиске поддержки. Она обошла гроб, чтобы встать рядом с мужем, взяла его руку и кивнула ребе Леви, который начал читать знакомый псалом.
– Живущий под кровом Всевышнего, под сенью Всемогущего покоится.
По кладбищу были рассыпаны могильные плиты младенцев – небольшие каменные квадраты со словом «РЕБЕНОК». Ни имен, ни дат. Чаще всего на них возлежали маленькие ягнята, вырезанные из того же камня. Наверное, они должны были символизировать невинность, но Эстер подумалось, что они могут составлять компанию детям, которые так и не научились спать в одиночку.
Она кинула взгляд на Айзека, стоявшего по другую сторону гроба Флоренс. Заметил ли он плиты? Задумался ли о ребенке, которого потерял? Фанни умоляла устроить похороны для сына, жаждала места, где сможет скорбеть, но Эстер и Джозеф раз за разом говорили ей, что сделать это невозможно. Мальчик прожил всего три недели, а законы говорили о тридцати днях. В тридцать дней по еврейским правилам он мог считаться человеком, по которому можно было бы проводить если не все, то многие ритуалы скорби, включая захоронение на еврейском кладбище и установку маленького памятника.
Эстер не знала, где похоронили ребенка, и похоронили ли его вообще. Фанни умоляла ее узнать о судьбе младенца, но Эстер считала, что Фанни не нужно место для страданий. Ей нужен был другой ребенок, чтобы быстрее забыть о происшедшем. Айзек ведь думал так же?
Когда отзвучал Эль Малеи Рахамим, ребе Леви снова обернулся к Джозефу:
– Вы подготовили хеспед[11]?
Джозеф начал было отвечать, но не смог вымолвить ни звука. Попытался снова.
В этот раз он смог выдавить только:
– Моя дочь была… – прежде чем его голос угас. Эстер чувствовала, как его ладонь дрожит в ее. Она обеими руками схватилась за нее и крепко сжала.
