Моросит. Атмосфера нервозная. На моих глазах появляется подкрепление. Ребята в коричневом камуфляже с улыбками приветствуют коллег. Слуги народа. Молодые люди пожимают друг другу руки и, вероятно, отчетности для, без энтузиазма, буднично начинают арестовывать активистов. Несмотря на царящую напряженность, мне кажется, что представители правоохранительных органов, в отличие от протестующих, нисколько не волнуются. Более того, люди в форме пребывают в хорошем настроении. Активисты их не пугают, а собственная работа, кажется, даже нравится. Из милицейской машины доносится песня какой-то местной поп-группы:
Ты мне откроешь двери
И я скажу на ушко:
Я и есть твой бог —
Меня зовут любовь
Я и есть твой бог
Меня зовут любовь
Если поверить смог
Поверишь вновь и вновь…
Вокруг колесят грузовики с песком. Рядом с нами стоит бульдозер. Вероятно, именно этой машине надлежит выдирать кресты.
— Татьяна Алексеевна, мне кажется, ребята, которые защищают мемориал, вполне могли бы справиться и без вас.
— Ну почему же? Почему бы милиции не арестовать и девяностооднолетнюю старушку?
— Вы правда думаете, что они решатся сносить кресты?
— Если только мы отступим.
Татьяна Алексеевна вручает мне свечу. Я зажигаю ее и прикрываю рукой. Мне до последнего не верится, что кому-то придет в голову разгонять нас, однако спустя полчаса, после нескольких локальных стычек, ОМОН идет в наступление. Включаются дубинки, мелькают береты. Мы вдруг оказываемся в окружении милиционеров. Какой-то накачанный верзила толкает меня. Я остаюсь на ногах, но получившая вслед за мной удар Татьяна Алексеевна оказывается на песке.
— Что же ты делаешь, сволочь?!
Нас тащат по песку. Не бьют, но, повалив на землю, волокут в сторону милицейских «пазиков». Я вижу, что за моей спиной еще продолжается зачистка, но меня это уже не касается. Стряхнув песок с куртки, я улыбаюсь Татьяне Алексеевне.
— Быстро парни работают. Я даже понять ничего не успел. За что они арестовали нас?
— За то, что вы приехали почтить память репрессированных.
— Вы как, целы?
— По сравнению с советскими конвоирами, эти ребята — милые щенята.
— Что теперь? На нас будут оформлять протокол?
— Ага. Думаю, обвинят в сопротивлении силам правопорядка.
— Это штраф?
— Ага.
— Черт, я даже паспорт с собой не взял.
— Вот же вы дурак, Саша!
— Но вы же не сказали мне, куда мы едем.
Кабинет коричневый. Стол старый. Старее стола пол. На стене портрет строгого президента и календарь с плюшевыми зайчиками. Два стула, синий сейф и белая радиоточка.
