Существование Петра Гордеевича привычно было наполнено трудом и заботами. Он это любил. Но если коммерческая сторона жизни приносила ему удовлетворение, то с личной дело обстояло не так просто.
Как только Чигирев понял, что жена знает о его отношениях с Павлиной, все сразу каким-то незримым образом усложнилось. И перед женой стыдно стало, и не тянуло больше вечерами к любовнице. Раза два у нее после этого был. Оказалось достаточно, чтобы осознать – скучно стало. Не волновала больше красота Павлины и ее маленький, словно пуговка, рот. В последний свой визит, еще не отойдя от ласк, Петр Гордеевич уже думал о том, что пора домой, к Любе. Что она там делает? Ждет или уже легла? Наверное, спит. Когда Любушка перестала его ждать? Как он упустил этот момент? Почему вдруг завел интрижку с Павлиной? И ведь не сказать, что ему надоела семейная жизнь. Просто… жили сначала хорошо, а потом не заладилось… да и детей Бог не дал.
К его удивлению, Любовь Николаевна не спала. Сидела в гостиной, листала какую-то книгу.
– Ты еще на ногах, душа моя?
Она подняла голову, поправила на плечах тонкую шаль и бледно улыбнулась:
– Сегодня из Петербурга доставили. Я не знала, что ты выписал книги про цветы.
– Это для мыльной мануфактуры, будем свое сырье выращивать. Подумал, надо бы иметь специальные справочники, там и особенности растений указаны, и от чего они помогают. Француз – это, конечно, хорошо, но и самим понимать необходимо, иначе дело не пойдет.
Любушка согласно покивала головой и перевернула страницу.
– Ты голоден? Приказать подать на стол?
– Нет, не надо.
Она снова кивнула, а Петр Гордеевич подумал, что жена наверняка знает, откуда он сейчас приехал и где ужинал. И снова стало стыдно. Она сидела за столом, тонкая, хрупкая, слегка осунувшаяся, несчастная и любимая, а он даже не знал, как до нее дотронуться. До своей венчанной жены. Люба листала страницы с рисунками цветов и была далеко от него. Он смотрел и отчаянно желал ее вернуть.
– Рысаковы уехали, в доме сразу стало тихо, – сказала она, захлопнув книгу.
– Скучаешь?
– Нет. Честно говоря, рада, что уехали. Прасковья Поликарповна такая болтушка, что голова от ее трескотни идет кругом уже через четверть часа.
– Но ты прекрасно справилась с ролью хозяйки. – Он все же протянул руку и пожал ее пальцы.
Люба их не высвободила, но почти сразу же поднялась на ноги:
– Пойду я спать. Зябко что-то.
И снова поправила на плечах шаль.
– Отдыхай, душа моя.
