Голос папы: — Лето? В городе. Нет, не удалось... Жаль, конечно, она плохо отдохнула и скучновато было. А вы? (Прилетел шмель, стал садиться на цветы граммофончиков, и вдруг оказалось, что это не цветы вовсе, а глазищи Бабарихи, и шмель вьется над ней, хочет ужалить, а бояре кричат: «Караул, лови, лови, да дави его, дави!»). Голос папы:— Ох, вам можно позавидовать... Что? Вы с ней виделись? Интересно! Так и сказала? Вот негодная! А что можно придумать? («Закрой глаза, считай до тринадцати. Сейчас очень жарко». Наташа откинула одеяло, и тут появилось эскимо — огромное, как холодильник, а Тон-Тоныч дает ей лопату и говорит глуховатым голосом: «Оно настоящее. Ешь»). Голос папы: — Сейчас? Так она уже спит... Даже не знаю, что вам ответить. А вы не боитесь, что она вас замучает? Нет? Ну, смотрите. Жена, конечно, меня отругает, ну да я ей все объясню. Значит, прямо сейчас? Хорошо. Будем ждать. («Мне, пожалуйста, один билет», — говорит Наташа... «Станция?»— спрашивают из окошечка кассы. «Мне нужно попасть в Мир Сказочного Волшебства», — отвечает Наташа и вдруг видит, как замшелый пень начинает топорщить свои усы. «А мама разрешила?» — раздается еще чей-то голос, и ее цепкими пальцами берут за воротник). Голос мамы: — Как я могу разрешить такую затею?
Тут Наташа пытается крикнуть: «Мамочка, милая, разреши, пожалуйста!» — но вместо этого что-то невнятно бормочет, причмокивает губами и засыпает уже совсем...
Снится Наташе ковер-самолет. Она смутно догадывается, что под нею тот самый ковер, который лежит у них на полу в большой комнате. Он даже протерт именно в тех четырех местах, где обычно располагаются стулья и ноги сидящих за обеденным столом. Но Наташа сидит не на стуле, а прямо на ковре, который уносит ее куда-то и волнуется под нею, будто плывет по морю. Раза два ее качнуло так сильно, что она сказала то ли «не могу», то ли «упаду», но какой-то голос успокоил ее, прошептав: «Тише, тише, все хорошо». Она услышала гудение мотора и сперва удивилась, но потом поняла, что это же не просто домашний ковер, что ведь он — самолет, а у самолета обязательно должен быть мотор, иначе не полетишь...
Вдруг Наташе стало очень неудобно, она попробовала пошевелиться, что-то звякнуло, и рядом с ней произнесли: «Ну вот, ключ упал». Наташа почувствовала, что стоит на ногах, и открыла глаза. В глубокой темноте при свете далекого месяца, стоявшего среди ветвей высоких деревьев, различались и сами деревья, и тонкие очертания резного крыльца, и бревенчатый угол стены. Шумел, посвистывал ветер, покачивались черные ветви, тут и там раздавались треск и поскрипывание. В тени, рядом с Наташей, кто-то шевелился, и она спросила: «Какой ключ?». Ей ответили: «Золотой.»— «А зачем?» — «Избушку открыть.»— «Какую избушку?» — «На курьих ножках, какую ж еще?» — ответили ей. Улыбнулась Наташа, прикрыла глаза и сказала: «Час уже пробил? Свершилось волшебство?» — «Да уже, наверное, не час, а полтретьего. Ну, наконец-то!» — и тяжелая дверь, открываясь, громко заскрипела. «Свершилось?» — переспросила Наташа. «Свершилось, свершилось... Где же ты?» —
