Я, не замеченный никем, продолжал стоять в тени забора, за кустом шиповника; незнакомец оставался под акацией… Время шло, он все не уходил, все ждал чего-то; и я не уходил… Я замер весь, но все дрожало во мне, как при вываживании крупной, вроде сома, рыбы с легкой лодки и на большой волне — когда звенит, вдруг натянувшись, леска, снасть ходит под волною ходуном, ты замираешь весь в отчаянной надежде, что рыба не сорвется, и все же все дрожит в тебе от страха опрокинуть лодку…
Скрипнув, ударилась калитка о косяк, вышел на улицу Митяй, уже переодетый в шорты и в обычную футболку… Его из палисадника догнала Ганна, что-то ему сказала, ущипнула за нос и, закрыв за собой калитку, вернулась в палисадник… Митяй огляделся по сторонам и неторопливо пошел вдоль дороги — вглубь Борисовки… Незнакомец выглянул из-под акации, осмотрелся, догнал Митяя, погладил, рядом зашагав, его по голове — и Митяй недовольно тряхнул головой. Незнакомец что-то осторожно говорил ему, оглядываясь и норовя взять его за руку; Митяй не давал ему руку, но продолжал идти с ним рядом… Они уходили все дальше от меня, и я внезапно понял, что не представляю, что мне делать дальше, что сказать им, если я осмелюсь их догнать… Я перебежал наискосок дорогу; калитка оказалась запертой изнутри; я, решившись, постучал… Ганна мне открыла. Она не успела удивиться мне: я ей, не мешкая, сказал, что какой-то незнакомый мне мужчина куда-то уводит Митяя.
— Где? — без лишних слов спросила Ганна. Я указал рукой.
Она бросилась на улицу, едва меня не оттолкнув, и побежала следом за ними — они отошли порядочно, но пропасть из виду не успели. Я не стал бежать за Ганной, но быстро пошел следом за ней, чтобы оказаться рядом, если придется ей помочь… Она, тем временем, догнала незнакомца и Митяя, без слов схватила сына за руку; незнакомец лишь отпрыгнул, потом и отбежал на безопасное расстояние — остановился, оглянулся, поглядел на меня и быстро пошел прочь, дальше вдоль улицы… Ганна, не выпуская руку сына из своей, довела его до дому, втолкнула в палисадник, вошла сама — и калитка захлопнулась.
Мне необходимо было отдышаться и прийти в себя. Я вновь зашел в придорожное кафе, взял у Анфисы неизбежные сто пятьдесят с соленым лимоном, выпил в два приема, недолго посидел, усмиряя дробь в груди, все-таки вышел вон и пустился в обратный путь, на базу.
Шел я быстро, бодрым шагом, и скоро позади остался магазин стройматериалов, и черная цистерна, лоснящаяся под высоким солнцем, и пустая футбольная лужайка… Осталась позади Борисовка; высокие густые сосны встали по обеим сторонам шоссе; я вступил в их сумеречную сплошную тень… Сзади раздался шум тяжелого автомобиля, и меня обогнал грузовик с крытым брезентом кузовом, — исчез вдали; его шум стих; был слышен во всем мире лишь шум сосен наверху и мерный скрип моих шагов по щебню обочины… Потом я услышал за спиной быстрый звук чужих шагов — кто-то бежал за мной следом. Я обернулся и увидел прямо перед собой голый лоб и желтые очки незнакомца. Испугаться я не успел. Удар в подбородок сшиб меня на спину. Я перевернулся на живот, вдавил лицо в щебень; заслонил ладонями затылок; удар ногой под ребра перешиб дыхание; потом, как взрыв, был и другой удар; свет дня потух и все сосны вокруг разом перестали шуметь………… попытался лечь на правый бок, охнул от боли в боку и спине, открыл глаза и увидел Авеля. Он сидел в кресле, у изголовья моей постели, и что-то дочитывал, недовольно поморщиваясь, в своем айфоне… Дочитал, убрал гаджет и сказал:
