…Был крепок самогон из слив, а ведь легко лег весь на душу; пришло время житомирской. Жена Зубенки Джола вынесла из дому кастрюлю бограча, затем и сковородку с паприкашем. К нам приобщиться отказалась и пошла в огород; и оставалось только выпить за нее.
— Мы с ней еще детьми сдружились, — сказал Зубенко по-хозяйски, провожая взглядом крепкую спину Джолы, — при том, что я — борисовский, а вот она, ох, рыбонька моя, мадьярка из-под Мукачева… Ты знаешь, где мы встретились, чуждые?.. В Крыму, под Саками, на диком пляже. Мне были уже полные двенадцать, ей — всего десять…
— Пионерлагерь, — догадался я.
— Какое — лагерь? Я же сказал: на диком пляже!..
И, по словам Зубенки, в детстве что ни лето он сбегал в Крым, добираясь туда на перекладных: чаще всего на поездах, а то и автостопом. К этим приключениям его приохотили борисовские, вышегородские и киевские случайные приятели — такие же, как и он, сироты при живых, но опустившихся родителях. На крымских пляжах собирались дети изо всех углов Союза, не только лишь из-за Карпат, но даже и из-за Урала. Да, дети из плохих семей и просто дети с норовом — сбивались в стаи, жили у воды, добывая скудную еду у местных, тех, что сдавали свои веранды и сараи дикарям. Эти сараи надо было убирать, веранды мыть, еще и разгребать листву в садах, и отмывать машины, — а кто не помнит, как тогда люди относились к своим машинам, к возможности помыть их — помыть хотя бы иногда…
— Кому из нас таким манером удавалось заработать, покупали еду и делили ее на всех поровну, — продолжал рассказывать Зубенко, — а вожаками в стае отчего-то почитались те, у кого с собой были кипятильники с длиннющими, метров на десять, проводами и со штепселем, понятно, чтобы пить чай и варить суп, не зажигая костров в ночи на берегу и никого ими не дразня, но подключаясь к розеткам в ближних домах и гаражах, понятно, что с согласия хозяев.
— Милиция ловила? Вас гоняли? — спросил я.
— Было несколько облав на моей памяти, — ответил мне Зубенко. — Облав ленивых, больше для отмазки, как профессионал, как мент тебе скажу. К нам попросту привыкли — и не хотели с нами связываться. Тем более что мы не создавали никому проблем. Не крали, как я помню… если я все помню… Так я и увидел Джолу. В июне восемьдесят второго, да.
Тут я прикинул:
— Ты — семидесятого, выходит…
— Я же сказал, мне было двенадцать, — подтвердил Зубенко.
И я был поражен. Сказал:
— Я никогда не знал такого, я никогда не слышал… И много вас таких тогда сбивалось в кучу на крымских пляжах?
