– Так это из-за малакров, – ответил умница Фиддал. Булгуня даже слегка расстроился.
– Верно, из-за малакров. Они как Арну спалили, к нам ломанулись. Все женщины и дети в плавнях попрятались: поди сыщи. А войско младшего сына хана к столице подошло. А наше войско у брода их встретило. И была там большая сеча, и много воинов погибло. И сын хана утонул. У многих кочевников, что в живых остались, кони потонули на переправе. Вот они и говорили: конь утоп, конь утоп. Так и повелось, – вновь придя в хорошее расположение духа, поведал Булгуня.
– Что это за малакры? – заинтересовался Кольша.
– Ты же издалека, сын морей! Вот и не знаешь ничего, – с хохотом ответил Юркхи. – А все вокруг знают грозу Империи, лунолицых кочевников, под копытами коней которых даже земля просит пощады! – вздернул подбородок Юрка. – Только мы зовем их лакасами. И в моих жилах течет кровь лакасов! – горделиво подбоченился Юрка.
Хорошо посидели. Юрка вслед за Булгуней вспомнил о доме, поведал о ковыльной степи, о кочевьях. Вот только мне пришелся не по нраву его спутник – невысокий морщинистый смуглый старик в стеганом латаном халате, который сидел с остальными взрослыми и зыркал на разошедшегося Юркхи. Булогичи веселились вовсю, так что рассказы Юрки до старика не доносились. Может, потому старик так и нервничает? Странный он какой-то…
Вскоре подозрения подтвердились. Не зря дедок мне не понравился! Когда мы отвалились от стола и начали собираться, Кольша добродушно сказал Юрке, закинув руку на плечо:
– Ладно, грозный лакас, пойдем домой.
Низкорослый смуглый степняк вздрогнул. Юрка вжал голову в плечи и кинул быстрый взгляд на старика. Тот, смешно семеня кривыми ногами, подбежал к хозяину и с размаху ударил мальчишку по губам, резко и строго, словно стегая хворостиной, выговаривая на гортанном наречии. В гневной скороговорке то и дело повторялось «лакасану, лакасану, лакасану». Затем старик повернулся… и рухнул на колени, уткнувшись лицом в землю и накрыв затылок ладонями.
Я перевел глаза на Юрку. Нижняя губа опухла, показалась кровь. Один из Булогичей метнулся в дом. Юрка сморщил нос, ссутулился и тяжело вздохнул. Юный степняк поклонился в пояс и произнес, не разгибаясь:
– Молю своих друзей о снисхождении. Только мое скудоумие может оправдать меня. Мой хвастливый язык сказал неправду. В моих жилах нет ни капли крови лакасов. Я виноват и прошу прощения. Юсси, мой недостойный… – Юркхи запнулся, но продолжил: – Слуга нижайше молит о снисхождении за свое непозволительное поведение.
