Кстати, насчёт меня. Я ни разу не видела такой дичи, хотя ложь определяю сразу. Это из-за моей непонятной природы или же разделение на бардов и филидов значит больше, чем просто роли?
А страсти у Криса всё нарастали. На страницах появились зарисовки: парень с ромашками вместо глаз и жуткой акульей улыбкой, видимо, тот самый, женщина с зеркалом вместо лица и паучьими лапками на ладонях, в которой я узнала одну из соседок Стоунов и Стенли, бизнес-леди, старик с птичьими перьями на щеках и клювом вместо носа. Их было много, и не всегда Крис их подписывал. После прозрения у них в доме несколько раз появлялся Аунфлай. Он подарил Крису дорогой нож для бумаги и объяснял, что такое тот видит и почему этого не нужно бояться. Насколько я поняла, Мерфин вообще часто посещал Стенли, просто конкретно в эту тетрадь их другие встречи не попали – её Крис начал вести с выпадением первого клыка.
Рисовал он, кстати, не по-детски замечательно, почти профессионально. Особенно мне запало в душу изображение ужина Стенли и Стоунов – его Крис сделал на отдельном развороте чуть дальше основных записей. Эмили, голову которой выели черви, и Энтони с циферблатом на лице заворожённо слушали мистера Стенли, а тот шевелил раздвоенным змеиным языком и дружелюбно скалил истекающие ядом острые клыки. Тётушка Ким с пучеглазой золотой рыбкой вместо головы протягивала Джозефу кувшин с лимонадом и невероятно походила на русалку из советского мультика. Казалось, ещё чуть-чуть – и она распахнет пухлые губы в страстном крике: «Оставайся, мальчик, с нами, будешь нашим королем!» Скучающий Джозеф на первый взгляд выглядел обычным, но присмотревшись, я разобрала, что из его волос вместо ушей торчали локаторы. Нормальными на рисунке были только я и Крис. Ну не прелесть ли?
Сразу после ужина стояла запись «Я еду в Фогруф!» и шло изображение Мерфина с Аем во всём их потустороннем блеске.
Дальше шла страница восторженных воплей об эльтах, их науках и келпи и до самого злополучного равноденствия никаких развёрнутых записей больше не было – только рисунки и невнятные записки, в том числе и обо мне, больном и несчастном иномирном подростке. Особняком стояли рисунки с профессорами и особенно - с Корионом. Крис во всех подробностях и даже с какой-то любовью пририсовывал ему огромные фасеточные глаза, из которых лилось что-то подозрительно похожее на кровь. Иронично и тонко, как по мне. Профессор действительно засекал опасность не хуже мухи, но в упор не видел меня. Крис таких подробностей не знал и закономерно подозревал алхимика во лжи. Рядышком с рисунком он приклеил вырезку из статьи о преступлении и написал: «Не врёт, не делает плохого, спас учеников. С точки зрения Безликих он чист. Что тогда мы видим?» Дальше следовали ещё несколько записей о Фогруфе, о контрольных, панический вопль о подрыве, обо мне – несчастной жертве, горестный плач о прекрасной леди Аунфлай, возвращение домой на осенние каникулы, новый семестр, зимние каникулы…
