— Нет. — Такко придвинулся ближе к свету и принялся собирать вычищенный и смазанный спусковой механизм. — Я на тот трактат за всю жизнь не заработаю. Что в лавке вычитал, то и помню.
— Если начнёшь вместо луков мастерить арбалеты или другие железные штуки, то, пожалуй, и заработаешь. — Верен загляделся, как ладно ложились друг к другу шестерни и остальные детали. Такко, похоже, забыл, что хотел работать медленно, и следить за его уверенными движениями было одно удовольствие. — Ловко у тебя выходит![9]
Такко отмахнулся с видом человека, поглощённого сборкой. Верен перевёл взгляд на сидящих за столом. Пока друзья болтали, ужин был окончен: блюда и миски опустели, а когда зачерпывали из котла с пряным питьём, кружки стучали о медное дно.
— Смотрю, закончили с арбалетом? — Ардерик положил опустевший рог и на мгновение устало зажмурился. — Давай сюда и собирайте со стола. Остальные — по постелям.
На остывающей печи давно стоял большой котёл, где грелась вода для измазанной жиром посуды. Верен не сдержал улыбки, когда Такко негромко выругался у него за спиной — в этот раз увильнуть от грязной работы не удалось.
* * *
Со смотровой площадки замка укрепления были похожи на вытканные на гобеленах, что украшали покои Элеоноры. Родись баронесса лет на пятьдесят раньше, уже села бы сама ткать или вышивать победные сцены на удачу войску. Впрочем, сотня с лишним здоровых мужчин работали быстрее, чем одна мастерица сплетала бы нити. А сама Элеонора больше верила в силу крепких рук и доброй еды, чем в древние обряды. Служанки уже привыкли, что госпожа поднимается на башню почти каждое утро, иногда даже не сменив лёгкого ночного платья. Она гордилась маленькой крепостью как собственным детищем и гордилась по праву — если бы не вовремя посланный обоз, однообразная пища уже ослабила бы воинов.
Когда дул северный ветер, он приносил с собой уже не безразличную солёность моря, а острый запах лошадей, смолы и дерева. Элеонора вдыхала полной грудью. Воздух дразнил, звал, обещал свободу. Сегодня ветер тоже дул от крепости, но утром воины вернулись из леса с оленьими тушами, привязанными к палкам, и в воздухе отчётливо ощущался тяжёлый и вязкий дух. Он напоминал, что лагерь, так похожий на вытканный на гобелене, был настоящим, и скоро снег на пустоши окрасят не алые нити, и даже не оленья кровь.
На башне было холодно — солнце только-только расцвечивало небо над лесом — и Элеонора плотнее запахнулась в меховую накидку. На сердце было неспокойно. Всё, что делал Ардерик, с самого начала висело на волоске. Элеонора хорошо помнила лицо мужа, когда тому донесли, что имперское войско в одном дне пути. Если бы голуби принесли вести в срок, если бы северяне не поспешили перегнать скот на дальние пастбища, опасаясь ранней зимы, кто знает, дошло бы войско до замка?.. А теперь всё зависело от того, захотят ли обитатели другой маленькой крепости на побережье отомстить за убийства на пустоши или предпочтут поберечь людей и доверить право мести морозу и болезням. Слишком много «если» билось в мыслях, и от этого в груди расползался тревожный холод.
