— Ай да лекарь! Чистое золото! Отчего ты раньше нас не познакомил, Сигверт?
— Да видеть его не хотел, — беспечно ответил кунг. — Вот как ты думаешь, Карт! Я ж там всякий раз надеялся, что не очнусь больше, но опять возвращался, видел вокруг то же проклятое подземелье и этого, довольного, со своими склянками. Теперь-то я тебе благодарен, — сказал он, уже обращаясь к Марту, — а тогда… сам понимаешь.
— Что ж ты меня не казнил? — лениво спросил Март. Жаль, что не было среди его зелий такого, чтобы заставляло человека молчать. Вот уж подлил бы кое-кому, кто и после ночной скачки находит силы молоть языком!..
— А сам не знаю. Наверное, пожалел, — ответил Сигверт и снова повернулся к принцу. — Карт, спроси ребят, есть ли у них чего пожрать, и пусть подсаживаются. Засада, совсем не говорят на всеобщем! А с моим толнедрийским только на базаре торговаться…
— Ничего, теперь быстро выучишь, — улыбнулся Карталикс. — Камилла тебе поможет. У неё, знаешь ли, богатый и… разносторонний словарный запас.
— Этот-то запас у меня самого неплох. Давай, зови ребят. Я хочу знать, отчего она не пришла попрощаться.
— Они правда не понимают на всеобщем? — спросил Март. — Тогда я скажу тебе, отчего принцесса осталась во дворце. Ты, может, меня и пожалел, а я тебя жалеть не стану. Пока ты собирался на верную смерть, твоя рыжая кобыла крутила хвостом перед правителем. И ещё послушай! Я не для того сидел над тобой в Лаконике, чтобы ты отдал жизнь за вешалку для побрякушек. Мало толку с воина, что одевает бронёй своё тело, но оставляет открытым сердце. Гуляй по девкам, если уж из штанов дым валит, женись даже, если хочешь наследника, но сердце своё не отдавай никогда и никому.
Сигверт молчал, только на скулах вспыхивали и гасли красные пятна.
— Быть такого не может, — пробормотал Карталикс. — Ты что-то путаешь. И говоришь сам не знаешь что. Как это без сердца-то?
— А глянь на меня. Если бы я к каждому так сердцем прикипал, если бы принимал на себя все беды и хвори, которые видел?.. Слава отмечает не тех, кто любим, а тех, кто достоин. Забудь девчонку и делай то, для чего рождён.
— Я не сомневаюсь в Камилле, — вымолвил наконец Сигверт. — Пока она сама мне не скажет…
— Как же, скажет она! Будет дурить тебе голову, пока не погубит! Знаешь, девки, отдающиеся за медные гроши в порту, честнее и порядочнее твоей принцессы. Те хотя бы открыто зовут себя шлюхами!..
Сказал и осёкся. Шею холодила сталь, а воин-толнедриец, что пониже, стоял перед ним с мечом, как ожившее изваяние.
