Осень между тем сети над лесами раскинула: пожелтели и начали облетать листья с деревьев, только клёны ещё держались и сияли алыми всполохами, как маяки, да невозмутимо качали пушистыми лапами ели. Травы и кусты скукожились первыми заморозками, поля редели и плешивели. Птицы ещё не подались на юг, но уже сбивались в стаи и кружили над полями, оглашая воздух пронзительными криками. Тоскливая пора!
Дракон, как подметил менестрель, перемены в погоде чувствовал острее людей: ел он теперь мало, подолгу дремал на троне, а ещё беспрестанно ёжился, будто под чьим-то колючим взглядом. Песнями его развлечь не получилось, и менестрель вздумал завести разговор, а заодно и выспросить, верны ли его предположения насчёт таких разительных перемен в Драконе.
— Скажи-ка, господин дракон, — спросил менестрель за трапезой, — а драконы в спячку впадают?
Дракон удивлённо приподнял бровь:
— Не впадают, а что?
— Не в обиду будет сказано, но ведь драконы сродни ящеркам да змеям, вот я и подумал, что тебе засыпать время пришло, — осторожно объяснил юноша, следя за лицом Дракона и намереваясь тут же извиниться и умолкнуть, если заметит на нём хоть тень гнева.
Мужчина рассмеялся — впервые за несколько недель:
— Верно, заставил тебя поволноваться, уж прости.
На том разговор и кончился. Продолжать его менестрель отчего-то не стал: то ли побоялся расспрашивать дальше, то ли успокоился этим смехом, то ли почувствовал во взгляде Дракона благодарность за проявленную заботу и смутился тому.
А Дракон спохватился:
— Да, чуть не забыл! Есть у меня к тебе просьба, господин менестрель. Поможешь мне завтра утречком в одном дельце?
Юноша кивнул, но о подробностях этого «дельца» Дракон распространяться не стал, так что было над чем подумать в оставшийся вечер.
— Помоги расстелить, — попросил Дракон утром, раскидывая по траве холстину, и менестрель помог, гадая, для чего это понадобилось.
Мужчина же оборотился драконом и стал по холстине топтаться, иногда вскидывая крылья и трепеща хвостом. Что это был за ритуал — юноша не представлял, но всё оказалось проще, чем он думал. Потоптавшись так с полчаса, Дракон схлынул и перескочил на траву, а менестрель увидел, что на холстине остался ворох чешуек, поблескивающих всеми цветами радуги на холодном осеннем солнце, и догадался, что вся хандра Дракона — от линьки. Однако для чего же было собирать чешую?
Они с Драконом взялись за края, сворачивая холстину в узел, и ссыпали чешую в большую дубовую бочку, которую мужчина притащил из башни загодя.
