Однако я все глубже погружал лот познания в пучину странных сравнений, я сделал следующий шаг и задал себе вопрос напрямую: «Что станется с моей кровью, когда она понесет в себе яд голубого цветка?» И тут все вокруг меня ожило, даже камни у дороги закричали на тысячу голосов: «Она будет литься и литься, с приходом каждой новой весны будет вновь проливаться эта кровь для того, чтобы смогла прорасти новая ядовитая трава, которая носит твое имя».
И в тот самый час сорвал я маску с лица вампира, которого доныне кормил, и ненасытная ненависть овладела мною. Я пошел в сад и растоптал растение, которое украло у меня мое имя Иероним и присосалось к моей жизни. Я втаптывал его в землю до тех пор, пока не уничтожил все до последнего волоконца.
С этого момента, казалось, буйная поросль удивительных событий заполонила мою жизнь. Той же ночью меня посетило видение: кардинал Напеллюс, сложив руки так, словно он несет горящую свечу, держал голубой аконит с пятиконечными цветами. Лицо у него было как у мертвеца, и лишь глаза излучали несокрушимую жизнь.
Мне почудилось, что передо мною мой собственный облик, настолько лицо его напоминало мое, и в непроизвольном испуге я провел рукой по лицу, как сделал бы человек, которому взрывом оторвало руку, и он другой рукой ощупывает рану.
Потом я пробрался в трапезную и, обуреваемый неистовой ненавистью, взломал ларец, в котором, как утверждалось, хранились реликвии святого — чтобы разрушить их.
Но я обнаружил лишь глобус, который вы видите вон там, в нише.
Радшпиллер поднялся, достал глобус, поставил его перед нами на стол и продолжал свой рассказ:
— Я прихватил его с собою, когда бежал из монастыря, чтобы разбить на куски, и значит — уничтожить тот единственный материальный предмет, который сохранился от основателя этой секты.
Позже я подумал, что лучше всего выражу презрение к этой реликвии, если продам ее, а деньги подарю уличной девке. Так я и поступил при первой же представившейся возможности.
С тех пор прошло много лет, но я не терял ни минуты, стараясь распознать невидимые корни той травы, которая насылает хворь на все человечество, и вырвать их из своего сердца. Я уже говорил, что с того самого часа, когда я пробудился к ясности, чудеса одно за другим стали пересекать мой путь, но я оставался тверд: больше ни один манящий огонек не завлек меня в трясину.
Когда я начал собирать старинные вещи — все, что вы здесь видите, относится к тем временам, — то среди них попадались и такие, что напоминали мне о мрачных гносг тических ритуалах и о столетии камизаров
