[…] Отсюда же происходит и ненависть, которую питают к языку иные серьезные люди. Они замечают его озорство […] (Новалис, «Монолог»)[19].
28. Из-за того, что у нее нет власти ни над языком, ни над самой собой, филология не может быть устроена как рефлексивное самосознание языка. Она изначально – вне себя. Она забывает себя. Предаваясь своему предмету, языку, она должна сама допустить свое собственное забвение.
29. Так же, как забвение языка [Sprachvergessenheit][20] принадлежит самому языку, забвение филологии принадлежит филологии. Только в силу своего самозабвения она способна следовать за языком, не приводя его к форме знания; только в силу своего самозабвения она расположена к тому, чтобы принимать форму науки, а точнее – онтологии; только в самозабвении она, однако, также исторична и способна на временны́е трансформации: всегда при [an] другом языке, всегда при других формах, в которых закрепляется его инаковость, всегда при- и анонтологически.
30. У Платона еще нет разделения между philólogos и philósophos. Позднее philólogos тот, кто черпает из книг, philósophos тот, кто черпает из себя самого. […] В конце XIV и в XV в. […] юрист, медик, теолог и т. д. были одновременно и филологами (Ницше, «Энциклопедия филологии»)[21].
31. Не может существовать истории филологии, которая не была бы историей из филологии. И ни одной истории филологии из филологии, против которой у филологии не было бы оговорок. Выходя за пределы любого заранее данного языка, филология в своих добавлениях и уточнениях, сомнениях и требованиях выходит также и за пределы любого представления о своей собственной истории. Она перенаправляет то, что было дано, в само движение отдавания и высвобождает такое отдавание из исключения.
32. Повествование разворачивается последовательно. Оно соединяет события, действия и обстоятельства, прямо говоря или же подразумевая между ними связку «а потом». Даже если последовательность принимает вид суммирования, «и» превращается в «плюс», виртуально бесконечный ряд – в конечную серию, а все это вместе – в совокупность или упорядоченную тотальность, «а потом» всегда остается минимальной формулой комбинирования высказываний, темпоральной копулой для порождения разворачивающейся истории. Задача филологии – обнаружить эту конструкцию, и потому ее задача – обнаружить в этом «а потом» также «затем», в «затем» – «уже нет», в «уже нет» – «нет». Логические связки не столько местоблюстители, сколько местоосвобождающие позиции для «нет». Только такое «нет» – будь то в качестве «уже нет» или «еще нет» – делает возможной историю, уберегая последовательность от вырождения в цепочку следствий.
