— Разговелись вот на масленку, стало быть… — сказал тихо. — А сусеки-то нынче пусты. Выручай, Петро Селиваныч. Кроме, как к тебе, идти не к кому. Сам знаешь, нонешним летом все погорело…
— А меня, по-твоему, засуха обошла? Или земли у нас не одинаковы?
— Дак земли одинаковы… К-ха, к-ха! — смущенно покашлял Кузьма, закрывая ладонью рот. — Ясное дело. Да мне бы хоть с полста пудов, до нови дотянуть. А там…
— А что там? — усмехнулся Петр Селиваныч. — Калачи с неба посыплются? Или сеять нынче не собираешься?
— Как не собираюсь… В нашем деле без хлеба-то и пововсе гибель.
— И без хлеба гибель, и с хлебом, когда он есть, не знаете, куда деваться… Хозяева! — упрекнул Петр Селиваныч. — Позапрошлой осенью семь возов вон прогулял в Томске.
— Не семь, — возразил Кузьма, — три воза. Дак, посуди сам, три дня простоял и не продал — там тогда я без моей пшеницы хватало… Хошь, обратно вези, а хошь — даром отдай! Эх, мне бы теперь те три воза!..
— Вот, вот, близок локоть, да не укусишь.
Помолчали. Петр Селиваныч сказал:
— Выручить я, конешно, смогу. Только хлебец-то нынче, сам понимаешь, в красной цене. Кусается. Восемьдесят копеек пудик в Томске. Только подавай — оторвут с руками. А в Сургуте да Ишиме и того краше… Так што гляди.
Кузьма молча опустил голову — где ему такие деньги взять?
— Ладно, — смягчился Петр Селиваныч, — здесь не базар, со своего мужика такую цену не стану заламывать… Положу по полтине, с учетом, значит, того, што долг платежом красен…
— Спасибо, Петро Селиваныч! В долгу не останусь, — облегченно вздохнул Кузьма и, обрадованный, ушел за подводой. А Петр Селиваныч позвал главноуправляющего своего Ивана Селезнева.
— Садись-ка, Иван Агапыч, разговор будет обстоятельный.
Иван кивнул, сел, преданно глядя на хозяина. Петр Селиваныч достал из шкафа торговую книгу, развернул, полистал, слюня палец, отыскивая нужную страницу.
— Сколько у нас там числится в запасе пшенички-то? — спросил, не поднимая головы. Иван без запинки ответил:
— Семьдесят тыщ пудов с гаком.
— Ты мне без гака.
— Семьдесят три тыщи с четвертые, Петр Селиваныч.
— Вот так. Закуплено было по цене пятнадцать копеек за пуд в позапрошлом годе… Сколько, говорю, закуплено?
— Сорок семь тыщ пудов.
— Так. Хорошо. Вот эти пуды… то есть сорок семь тыщ и надобно продать весной. Мужикам чистореченским по пятьдесят копеек. А кончится ледоход, сплавимся, даст бог, в Томск да Сургут, там цена краше… Остальное придержим до осени. Поглядим.
